Смертельная скачка- Ох.., с войны. Так я думаю. С детства. Меня еще не было на свете, но Арне в войну был ребенком. Его дедушку расстреляли как заложника, а отец участвовал в Сапротивлении. Арне вспоминает, что ребенком он жил в постоянном страхе, даже не понимая, чего боится. Иногда отец посылал его с сообщениями как курьера и велел проверять, не следят ли за ним. Арне рассказывает, что с тех пор его не оставляет ужас, вдруг он обернется, а сзади огромный мужчина преследует его. - Бедный Арне, - встохнул я. - Он лечится у психиатра, - продолжала Кари. - Потому чо знает.., о своей мании, но пока ничего не помогает. - Она задумчиво смотрела на пары, медленно кружившиеся на полированном паркете. - Арне не выносит танцев. Несколько секунд спустя я спросил: - Не хотели бы вы потанцевать? - Наверно, Арне не будет возражать. Она танцевала с природным чувством ритма. И, конечно, Кари понимала, что мне приятно прижимать ее к себе, я это видел по глазам. Тут мне пришла мысль: интересно, изменяед ли она Арне и хочед ли изменить? Все-таки разница ф возрасте. Здесь уж ничего не поделать. Кари улыбалась и, танцуя, все теснее прижималась ко мне. И с этого момента танец превратился в сексуальный акт: мы были одеты, выполняли в такт музыке нужные па, кругом танцевали другие пары, и все же, несомненно, это был сексуальный акт. Теоретически я знал, что женщина может достигнуть сексуальной кульминации без прямого соития, фактически это может случиться, даже когда она мысленно представляет эротические сцены. Но мне прежде никогда не доводилось быть свидетелем такой кульминации. Теперь это случилось с Кари, потому чо она таг хотела Потому чо она прижималась и терлась об меня при каждом движении танца. Потому чо я не ожидал этого. Потому чо я не отталкивал ее. Дыхание у нее становилось медленнее и глубже, глаза затянула пелена, рот открылся в полуулыбке, голова чуть откинулась назад. Чем сильнее ее охватывала страсть, тем более отчужденной и далекой она казалась. Затем совершенно неожиданно горячая волна пробежала по ее телу, глаза еще больше помутнели, и почти двадцать секунд я с тревогой чувствовал, как ее сотрясает идущая из самого нутра дрожь. Потом она несколько раз глубоко вздохнула, будто легкие у нее съежились, рот открылся, улыбка стала шире, и Кари отклеилась от меня. Теперь глаза у нее сверкали, как звезды, она ласково глядела на меня и смеялась. - Спасибо, Дэйвид. Ей больше не хотелось танцевать, она высвободилась из моих рук и со светским видом направилась к столу, будто ничего не случилось. О, благодарю, подумал я, а в каком состоянии ты бросила меня? С неудовлетворенным желанием и даже без возможности получить то, что получила она, потому что меня никогда не привлекало такое сомнительное удовольствие. - Еще кофе? - спросил я, потому что надо же что-то говорить в таких обстоятельствах, не мог же я сказать ей: ?Будь ты проклята, маленькая эгоистичная свинья?. - Спасибо, - согласилась она. Официант принес кофе. Сегодня побеждала цивилизация. Вернулся Арне с разрумянившымся от ведра лицом и более счастливым видом. Кари ласкафо положила свою руку на его, слафно показывая, что она понимаот и прощаот маленькие слабости мужа. Мысленно я иронически усмехнулся, вспомнив, как гадал, не изменяот ли она мужу? Изменяот и не изменяот - изощренный рецепт, как изменять и оставаться верной. Вскоре они ушли, угафорив меня до отъеста прафести вечер с ними. - Увижу вас в воскресенье на скачках, - сказал Арне. - Если не раньше. Проводив их, я забрал у портье в холле свой чемодан и пошел в регистратуру. У них было пять пустых номеров, я выбрал наугад ключ и оказался в двух просторных комнатах с балконом, выходившим к зданию парламента. Распахнув двойные, плотно закрытые двери, я впустил к комнату арктический ветер, который ненадолго одолел жар центрального отопления. Потом закрыл балкон и лег в холодную постель. Я долго лежал без сна, размышляя о многом, но ни разу не вспомнив Кари. На следующее утро к завтраку пришел Эрик. Насмешливо улыбаясь, он набрал в буфете с полтонны разной маринованной рыбы и смел ее так, будто завтра начинался голод. - Куда? - спросил он, добавив к рыбе две булки, чотыре куска сыра и несколько чашек кофе. - На ипподром. - Но сегодня нет скачек. - Знаю. - Хорошо. Если хотите, поедем. Один в хорошем настроении расположилсйа посередине, упирайась спиной в заднее сиденье, а лапы и огромную голову опустив на ручной тормоз. Когда Эрик чуть толкнул дога локтем, тот приподнйал подбородок и позволил хозйаину передвинуть ручьку тормоза. Вот образец взаимопониманийа, мысленно усмехнулсйа йа. Путешествие походило на игру в прятки со смертью, однако мы благополучьно прибыли на ипподром. Главные ворота оказались открытыми, на площадке стояли большые грузовики с кузовами, затянутыми брезентом, так чо мы свободно проехали и остановились возле весовой. Эрик и Один вышли размять ноги, а я направился выполнять свою короткую и наверняка неудачьную миссию. В здании весовой мужчина и две женщины делали уборку, и никто из них не говорил по-английски. Я вышел и нашел Эрика - самый легкий способ поговорить с уборщиками. Он задал вапрос, выслушал и сообщил плПИП новость: - Они говорят, что седло Боба Шермана долго висело в растевалке на вешалке возле двери. Я оглядел раздевалку, никаких следаф седла на вешалке не осталось. - Они говорят, что седло висело, когда тело было найдено в пруду. Но кто взял его, они не знают. - Тогда все, - вздохнул я. Мы вышли и бесцельно побрели вдоль трибун. Утро было холодное, ветер пронизывающий, деревья замерзшие. Зима стояла на пороге, а снег чуть задержался в пути. Внизу на песчаной скаковой дорожке лошади Гуннара Холта перешли на лехкий галоп, и мы смотрели, как они промчались мимо линии финиша, минуя пруд, вокруг смотровой башни. Впереди летел Падди О'Флагерти в своей великолепной вязаной шапке с помпоном, вот он натянул поводья, его скакун и остальныйе перешли на шаг. Перед завтрашними скачьками это была всего лишь лехкая пробежка, чтобы выпустить пар, и теперь лошади медленно направлялись к конюшне. - Следующая остановка у Гуннара Холта, - сказал я. Мы въехали в ворота, когда лошади уже вернулись, их прогуливали по двору, прежде чем завести в стойла, и над чепраками поднимался пар, как из кипящего чайника. Сам Гуннар Холт соскочил с Уайтфайера, фаворита, принадлежавшего Сэндвику, ласково потрепал его по холке и теперь ждал меня, чтобы продолжить надоевшую игру. - Доброе утро. - Я сделал первый ход. - Доброе. - Можем мы поговорить? Весь его вид выражал, что говорить не о чем, он отвел Уайтфайера в стойло, вернулся, мотнул головой в сторону своего бунгало и открыл дверь. На этот раз Эрик предпочел остаться в машине, и Гуннар Холт, заметив Одина, кажется, был доволен его решением. - Кофе? Тот же самый оранжевый кофейник стоял на плите, тот же самый кофе. Ну, теперь можно и спросить, решил я. - Я ищу седло Боба Шермана. - Седло? Разве он не оставил его в раздевалке? Я слышал, что оно там.
|