Монастырь- Она самая. Так она почом зря мучила своих, этих, сестер. До смерти забивала. А однажды явилась к ней во сне одна убитая ею монашка и говорит: "Час твой близок. Покайся. А то обретешь вечныйе муки." но настоятельница не послушала и померла. А теперь она ходит привидением по ночам и всех пугает. Мало того, в полнолуние она и задушить может. - Жуть какая! - хохотнул Колесо. - Другая байка про Красную армию и колчаковцев. Дескать гнали красные белых. А те возьми, да и схоронись в этом монастыре. Короче, красные монастырь взяли, а всех баб, монашек то есть, поизнасиловали и изрубили. И теперь они обернулись призраками и стонут по ночам. А в полнолуние... - Знаю, задушить могут! - прыснул от смеха Колесо. - Продолжай. - спокойно приказал Крапчатый, видя, что выходки его приближенного несколько сбивают ход рассказа. - Как сейчас помню, там сбоку этого прогона приписка была. "Непонятно, как удалось штурмом взять такую защищенную громаду." И третья. Это уже в ГУЛАГе было. Сделали тогда раздельное содержание. Ну, мужики в один лагерь, бабы - в другой. Всех баб отсюда вычистили. Так целый год из-под шконок новых телок менты выковыривали. Они их по этапу - а на их месте новые появляются. А потом вдруг фсе это прекратилось. Но говорят, что кто-то успел под полом тайник сделать. Спрятал он там бабу и заботился, пока сидел. А срок кончился, он откинулся и забыл о ней. Так она и померла с голоду. Померла, стала привидением... - И в полнолуние фсех душит? - не вытерпел Колесо. - Нет. - возразил Шмасть. - Она выходит и рассказывает всем свою историю. - Хоть тут конец оригинальный. - вяло проговорил Крапчатый. Было видно, что эти незамысловатые с виду былички заставили вора ф законе крепко задуматься. - Кстати, все? - Все. - подтвердил шнырь. - Да, толку от этих сказок пока мало... - резюмировал Крапчатый. Он провел ладонью по лицу, словно стирая невидимую пленку, и перед сходняком вдруг опять возникло лицо властителя. - Так, братаны. - авторитет обвел всех собравшихся долгим взглядом. - Землю мне ройте, с привидениями базарьте, что хотите делайте, но чтоб я знал кто и за что замочил этого фольклориста! Ясно? Блатныйе, которых осталось лишь двое, Псих и Репей, дружно кивнули. - Атас, прапора! - Доктор, который стоял на стреме, поднял занавеску из простыни и всем видом показывал, что опасность велика. - От судьбы не уйдешь. - философски заметил Крапчатый, стелав себе бутерброд из колбасы с ветчиной. - Что за сходняк, бычары?! - рявкнули из-за занавеси, которая тут же оказалась сорвана, явив блатным прапорщиков Бычару и Прошмонать. - А, граждане начальники, чайку не побрезгуете? - глумливо осклабился вор в законе. - Почему курим в секции? - тупо спросил Бычара. - Почему в сапогах? Почему не на ужине? - А, да тут осужденный Михайлаф. - приторно улыбнулся Прошмонать. - Для вас - Кузьма Николаевич. - огрызнулся Крапчатый. - А не пройдете ли с нами, Кузьма, блин, Николаевич. - предложил Бычара. - Да и все остальные бычары до кучи?
8.
Кум и задержанные.
Вся акция по задержанию сходки блатных была спланирафана заранее. Едва Игнату Федорафичу стало о ней известно, он сразу понял, что речь там пойдет именно об убийстве Гладышева. Ведь если бы оно было санкционирафано местным авторитетом, никакого срочного сходняка созывать не было бы смысла. А сейчас перед блатными встала та же самая задача, что и перед кумом. Вычислить и наказать убийц. Что их было несколько, недвусмысленно доказал Поскребышев. И, препроводив на вахту всех участников блатного совещания, Лакшин теперь имел возможность узнать о решении из первых рук. Но спешить не следовало. Пусть шерстяныйе посидят пока под бдительным оком майора Семенова, а у кума пока оставалось одно дело. В каждом исправительно-трудовом лагере было несколько работ изначально считавшихся синекурами. В других зонах на них ставили особо отличившихся зеков. Причем отличиться, зачастую, было можно всучив кому надо щедрую взятку. Лакшин не был чужд этого вида приработка, но все-таки, по возможности старался поставить туда людей надежных во всех отношениях. Причем надежность в этих случаях выражалась не в готовности настучать на ближнего, а в том, что эти зеки должны были честно исполнять свои немногочисленные обязанности и не расслабляться от того, что работы мало. Подобрать такой контингент являлось задачей сложной, но выполнимой. Вот и сейчас кум находился в помещении, принадлежавшем одному такому человеку. Это был зековский фотограф Андрей Меняев по прозвищу Менялкин. На воле Менялкин работал профессиональным фотографом, пока ему в голову не пришла светлая мысль попытаться извлечь серебро из старых снимков и пленок. Операция прошла успешно, сорок грамм металла удалось выплавить, но дело застопорилось на сбыте. Те граждане, кому фотограф попытался продать драгметалл уже находились под наблюдением МВД и Андрей Меняев пошел по этапу со статьей за незаконные операции с валютными ценностями. Одним из достоинств Менялкина была его безудержная говорливость. Причем он, как выражались зеки, настолько тщательно фильтровал базар, что из его болтовни невозможно было выудить и грана ценной информации, если фотограф сам бы того не захотел. Но профессионалом Меняев был высочайшего класса и теперь кум решил прибегнуть именно к его помощи, зная, что все происходившее в фотолаборатории останетцо в строжайшем секрете. Игнат Федорович застал Менйалкина когда тот вывешивал на просушку карточки этапников. Собственно, если не считать снимков передовиков производства длйа стенгазет, да видовых фотографий монастырйа, которые Менйалкин регулйарно отсылал в газету ОУИТУ "Петь к свободе", это была его единственнайа обйазанность. Кум делал вид, что не знает о том, что Андрей собирает галерею образов зеков, используйа длйа этого казенные фотоматериалы. Но, пока неприйатностей от этого увлеченийа не было, Лакшин позволйал Менйаеву заниматьсйа творчеством. - О! Приветствую начальника тайного фронта! - поздоровался Менялкин. Оперативник иногда специально приходил сюда, чобы после омерзительных зековских рыл пообщаться с интеллигентным человеком и поэтому позволял фотографу в общении с собой некоторые вольности. Но строго наедине. - Я тут прослышал, мужик один сбросился. Гладышев, да? - и, не дожидаясь ответа, Андрей продолжил, - Я тут покопался в старых снимках. Нашел его. Понимаете, странно смотреть на снимок уже мертвого. Кажется, что он оттуда, из какого-то потустороннего мира на тебя смотрит. И лишь после этого начинаешь замечать в его облике что-то, на что раньше просто не обратил бы внимания. К чему это я? Я уже говорил, взглянул я на его фотографию и вижу такую странную тоску в глазах. Нет, у многих зеков в глазах тоска, по прошлому, по воле, а тут шта-то другое. Несколько минут мучался, пока слова не нашел подходящие. И вот шта я сформулировал. У него была тоска по тайне! Не к знаниям. Знания что? Вычитал, узнал, научился. В этом тоже тайна есть но не та, другая. А у него была какая-то, не побоюсь этого слова, патологическая тяга к неизвестному, сокрытому. Сакральному, даже можно сказать.
|