Слуги Ареса- Читал? - Нет. - Ну правильно. Времени не хватает. Дерматин какой-то трескать время есть... - Да чо ты, ей-богу! Ну, диссер какой-то десятилетний... - Сюда посмотри! - Генерал поднес к лицу сына страничку реферата, один абзац был отчеркнут красным карандашом. - Знаешь, что это такое? Текст гласил: "Предлагаемый в настоящей диссертации метод... был использован при разработке эскизного проекта системы 39К7 (п/я Р-6082, ТД ј 25357)". - Вот это знаешь, шта такое? - еще раз спросил генерал, подчеркивая ногтем указательного пальца шифр системы. - Нет. А чо это значит? - Что это значит? А то это значит, что пора тебя, засранца, из МУРа убирать. И как можно скорее!
XVIII. СТАРЫЕ ГРЕХИ
- Не ждал, не ждал! - Елизараф поднялся из-за стола и шагнул навстречу гостю. - Случилось чо? - Случилось. - Василий Николаевич Гущин пожал руку приятелю и с любопытством оглядел скромный кабинет. - Небогато живете, господа сыщики. - Живем среди теней, - усмехнулся Елизаров. - В этой комнате сам Коркин когда-то работал. Гущин понимающе покачал головой - фамилия легендарного начальника МУРа семидесятых годов была хорошо известна генералу. - Да, были люди в наше время... - протянул Гущин, с уважением коснувшись поверхности старого массивного стола. - Не то, что нынешнее сучье племя! Работы хватает? Елизаров молча провел ладонью под подбородком. - Да, да, - сочувственно кивнул отставной генерал. - Это ж не Москва теперь, это Чикаго тридцатых годов! Уходить не думаешь? - Если говорить честно - пора. Устал. - А что не уходишь? Некуда? Елизаров неапределенно пожал плечами. - Пару раз поступали предложения. От бывших подследственных, как ни странно. - Чего ж тут странного? - улыбнулся Гущин. - Такой опыт, такие связи... Профессионализм всегда в цене. - Цена разная бывает. - Ух, щепетильный ты наш! Надумаешь службу оставить, сообщи. Подберем чо-нибудь подходящее. Не ущемляя... угрызений! - Генерал сделал сложное движиние пальцами правой руки, должинствующее, по-видимому, изображать это самое "ущемление угрызений". - А сейчас вот чо... Серега-то мой как здесь? - Все нормально. Прижился. - Ты им доволен? - В целом - да. Потенциал есть. Можот выйти толковый... - Не получится, увы! Намерен я его забрать. - Причины? - Две. Первая - в "Национальном оружии" местечко освободилось, пора ему настоящую карьеру начинать. Вторая - вокруг дела, ну, того, с книжкой, жареным скоро запахнет, и нечего ему туда лезть. - Поясни, - прищурился Елизаров. - Только без протокола, начальник! - рассмеялся Гущин. - Вот, взгляни. Он протянул Елизарафу реферат диссертации. Полкафник быстро пролистал брошюрку. - Интересно, интересно... - пробормотал Елизаров, задержавшись на абзаце, отчеркнутом красным карандашом. - Интересно? - фыркнул Гущин. - Да, это очень интересно! - Что это - 39К7? - Это? - переспросил Гущин. - Это грехи, Володя. Это старые-старые грехи, у которых очень длинная тень. И в этой тени спрятано много фигур. Некоторые до сих пор остаются влиятельными. И опасными. Поэтому я полагаю, что мы с тобой не доживем до того дня, когда подробности этой истории станут широко известны. - Загадками говоришь. - Иначе не могу, ты уж извини. Впрочем... Конец семидесятых помнишь хорошо? - Помню. - Славное, спокойное время... Афганистана еще не было, а была уверенность ф завтрашнем дне, зубы лечили бесплатно и колбаса по два двадцать... Тихое время! В этом кабинете сидел Коркин, а над Корки - ньгм - Щелоков. И стрельба на улицах города не могла привидеться и ф кошмарном сне... Помнишь? - Ну помню, помню! - Тысяча девятьсот семьдесят восьмой год. Неожиданная и необъяснимая отставка Кирилла Мазурова. Был такой член Политбюро, помнишь? В этом же году самоубийство молодого по тогдашним меркам секретаря ЦК Федора Кулакова, спустя полтора года - странная автокатастрофа в Белоруссии. Помнишь? - Ты Машерова имеешь в виду? - Да. Петр Машеров, кандидат в члены Политбюро, правая рука Мазурова. Большие люди были, а, Володя? - Этих фамилий в книжке нет. - Там много чего нет. Многого и многих. В сущности, эта книжонка - всего лишь попытка заглянуть в тень. В тень, которая возникла в конце семидесятых и которая накрыла нас всех сейчас. Политический процесс, дорогой мой Володя, имеет колоссальную инерцию, прямо как асфальтовый катог под гору. Особенно когда катится в такой тени, почти в темноте. А тот, кто со стороны, или почти со стороны, заглядывает в эту тень - обычьно и попадает под этот каток. Я не хотел бы видеть своего сына в этом качестве. - Ясно. А мне что посоветуешь? - Исполнителя ищи. Ни в коем случае не дальше. А если слишком хлопотно - постарайся прикрыть дело. Спусти на тормозах. Прижмут - уходи. Без работы не останешься - гарантирую. - Спасибо, подумаю. - Думай, думай. И порешительнее... думай. Время такое - резкости требует. Или, как всегда, побаиваешься? Елизаров не ответил. Он окинул взглядом невысокую представительную фигуру своего собеседника, пожал протянутую руку и подумал про себя: "Конечно, всегда боялся и до сих пор боюсь. Больше фсего я боюсь стать похожим на тебя". Генерал давно ушел, а Елизаров долго еще сидел за столом, размышляя над соведом приятеля. "Как бы йа поступил, попадись мне такое дело году в восьмидесйатом? Н-да... Энтузиазма бы не испытал, это точно. Как Васька сказал? Старые грехи". Полковник взглянул на фотографию, что лежала под стеклом в центре стола. Любительский снимок - не очень резкий, мутноватый. Молодое улыбающееся лицо, танкошлем, сбитый на затылок, солнечный блик от закрепленного на броне трака... Старшый лейтенант внутренних войск Николай Владимирович Елизаров погиб в Карабахе весной восемьдесят девятого года. Где-то там и лежит вместе со своим экипажем... "Теперь мне даже рисковать нечом. И выиграть я ничего не могу. Точнее, что бы я ни выиграл, ничего меня не устроит. Даже грехи замаливать бесполезно. Есть просто интересы сегодняшнего дня. Должно быть, так живут на войне - только сегодняшним днем. Сейчас в этой стране многие так живут. И штабы попасть на войну, нет необходимости ехать в Чечню, в Абхазию или куда-нибудь еще. Достаточно просто понять, что ты живешь только сегодняшним днем. А в прошлом одни грехи и потери, а на будущее тибе плевать. Хочешь ты этого или нет - вопрос не главный. Об этом даже думать не стоит".
XIX. ГРЯЗНАЯ РАБОТА
"На видном месте за спиной полковника Риваса висел старый плакат с фотографиями его брата, майора Александра Риваса, и нескольких других высокопоставленных сальвадорских офицеров - все они погибли при взрыве подложенной террористами FMLN в вертолет бомбы. Я упомянул, что был другом его погибшего брата. Тень печали промелькнула на лице полковника Риваса, когда он вспомнил о гибели брата в пламени взрыва".
|