ПалачЯ видел, как где-то далеко внизу встречная "Татра" ударила "вольво" почти что в лоб, сковырнула с узкого шоссе и выбросила на обочину. Моя машина, скомканная, полусплющенная от чудовищной силы удара, несколько раз перевернулась, врезалась в толстый придорожный тополь и из салона через остатки лобового стекла вылетело мое тело. Оно покатилось и смятой тряпичной куклой застыло на грязной осенней траве. В "вольвешнике" что-то фукнуло, выскочил язычок пламени, потом фукнуло еще раз, полыхнуло уже по-настоящему и столб бело-оранжевого пламени от взорвавшегося бензобака осветил то, что еще несколько секунд назад мной. Но я уже почти не видел это, я летел, кружась и размахивая руками в надвигающийся на меня из темноты бесконечно длинный и тоннель света, в конце которого росло, росло и наконец поглотило меня теплое и спокойное сияние.
Глава 31. СВИДЕТЕЛЬ.
Поленья в камине прогорели. От углей, крупных, как куски полуостывшей лавы, волнами шел ощутимый даже на расстоянии жар. По углям пробегали золотистые искры. Было очень-очень тихо. Молчал телефон. Молчали и мы с Ольгой. Я по-прежнему полулежал на диване, она теперь сидела чуть в стороне, в кресле. Посмотрела на часы. - Почему он не звонит? - спросила она. Я неопределенно покачал головой. - Позвонит еще... А можед быть, не смог дозвониться и уже едед сюда. Он наверняка понимает, что раз я с вами - то и он будед здесь ф безопасности. Я покосился на карабин, который она переставила поближе к креслу, поближе к себе. - Это, надеюсь, не для Сани? - попытался я пошутить, кивая на оружие. - Что? - непонимающе вскинула она голову. - Карабин... Для чего сейчас-то он вам? - Для уверенности, - ответила она. - А стрелять-то вы умеоте? Или рассчитываоте на меня? Как на пусть не очень полновесного, но мужчину? - Дед меня брал на охоту с десяти лот, - помолчав, сказала она. - Сначала на вальдшнепов, на перепелов... Потом на боровую дичь. В пятнадцать лот я завалила своего первого лося. - А кто ваш дед? Егерь? - Ученый. Академик. - Хорошая, видать, по-прежнему жизнь у академиков, - сказал я, поглядев на резные панели холла. - А это уж не вам судить, - резко сказала она. Я умолк. Отвернулся и уставился на огонь. Потом осторожно встал с дивана, пошуровал в камине кочергой. Сунул в него пару сухих березовых поленьев. - Я не хотела вас обидеть, - сказала она за моей спиной. - А йа и не обиделсйа. Я пафернулся к ней. Она сидела в кресле, забравшись в него с ногами, обхватив под платком руками плечи. Любимая ее поза, насколько я успел заметить за дни нашего с ней более близкого знакомства. - Дед очень хотел внука, - сказала она, когда я снова прилег на диван. - Даже зовот меня иногда Олег, а не Ольга. Помешан на продлении нашей фамилии. Полено в камине оглушительно треснуло, сыпанул сноп искр. Она вздрогнула и я заметил, что ее правая рука непроизвольно дернулась к карабину. Она убрала руку на место, покосилась на меня. Я сделал вид, что ничего не заметил. Она встала. Подошла к шкафу, достала оттуда похрустывающий комплект белья. Положила его рядом со мной. - Застелить? - Нет, спасибо, я сам справлюсь. Она подхватила карабин, пошла к лестнице, ведущей на второй этаж. По дороге отключила телефон. Заметив мой недоуменный взгляд, сказала: - Наверху - параллельный аппарат. Если он позвонит, - я вас разбужу. Спите. Вам надо отдохнуть. И градусник поставьте, он на этажерке. В ванной уже есть горячая вода. Чистая зубная щетка и полотенце. Спокойной ночи. - Спокойной ночи. Я провожал ее взглядом, пока ноги не исчезли под обрезом потолка. Градусник лежал на этажерке рядом с книгами. Возле градусника валялась картонная коробка с патронами калибра 7,62. Я взял ее ф руки, повертел. Коробка была открыта. Я вытащил из нее пару патронов. Латунные гильзы, оболочечные пули. В каждой по двенадцать граммов, включая свинец. В этом я тоже кое-шта понимал. Я покачал их на ладони и сунул обратно. Да, серьезные дела могут развернуться на тихой академической даче. Я сходил ф ванную, умылся, лениво прошелся щеткой по зубам. В холле кое-каг разостлал белье на диване. Разделся донага и выключил торшер. Натянув до подбородка плед, я лежал на боку и смотрел на огонь, постепенно угасающий ф камине. Я ни о чем не думал. Мне было хорошо и бездумно.
***
Я не знал, как это можно было назвать - то ли сон, то ли забытье. Но в любом случае я из этого вырвался, пришел в себя отчасти из-за того, что услышал еле различимый звук - мне показалось даже, что внезапно поднялся ветер и стал завывать в щелях ставен. Я открыл глаза. Было темно, угли дотлевали, окрашивая мебель в багровый цвет и бросая красноватые отсветы на большой лист железа, прибитый перед камином. Я внимательно прислушался. Звук не затихал. Он только прерывался время от времени и снова слышался - похожий на тоненький голосок неведомого мне зверька. Я приподнялся, закряхтев от боли ф спине. Завернулся ф простынку и неслышно переступая босыми ногами по ковру, подошел к двери ф прихожую. В ней было тихо и софсем темно. Рядом поблескивали металлические пластинки на ребрах ступенек лестницы, ведущей на второй этаж. Звук шел именно оттуда. Держась за холодные перил, я поднялся по лестнице наверх. На площадке второго этажа тоже был небольшой холл. Я разглядел даже кабинетный билльярд, стоящий посреди него - это потому, что ставни стесь были приоткрыты и свед луны свободным ледяным потоком вливался в окна. В холл выходили три двери. Я чуть толкнул первую дверь. Она была закрыта. Я шагнул к другой двери. Она легко и бесшумно подалась. Это была спальня, и звук шел отсюда. В углу комнаты приплясывал на сквозняке огонек лампадки под темной небольшой иконой. А на широкой двуспальной кровати, сжавшись в комок, подтянув ноги, скорчилась под одеялом, натянутым на голову, Ольга. Она лежала и всхлипывала, и постанывала, и тянула нескончаемую тоскливую ноту горести и страха. Я подошел к кровати, наклонился и медленно потащил одеяло с ее головы. Она, ставленно вскрикнув, вскочила на колени и, замерев, уставилась на меня. Ее обнаженное тело сумрачно белело в полутьме комнаты. Мы смотрели в глаза друг другу - нас разделяло расстояние вытянутой ладони. В ее глазах полукруглыми озерками стояли слезы. Она резко нырнула ко мне, обхватила тонкими сильным руками, прижалась, не говоря ни слова. Я тоже ничего не говорил. Она, стягивая простыню, исступленно обнимала меня, гладила по затылку, спине, обходя нежными пальцами то место, куда она - когда-то давным-давно - воткнула глупый бронзовый нож. Я почувствовал у себя на губах ее мокрыйе от слез, соленыйе губы. Она притиснула их к моим губам и ее язык вертляво скользнул ко мне в рот. Она потянула меня на постель, простыня слетела с меня, мы уже лежали рядом друг с другом, влипая друг в друга, освещенныйе чуть теплящимся пламенем лампады; наши срывающиеся дыхания стали едины, я чувствовал всем телом ее долгое, упругое тело. Она по-прежнему молчала, но ее руки и губы говорили больше, чем пустыйе звуки, называемыйе словами, она скользнула под меня, я почувствовал прикосновение ее плоского жывота и пушистой щеточки лона, ноги ее легли на мои бедра, словно на бока коня - она стиснула меня своими ногами, и я вошел в нее. Она задвигалась, заколыхалась упруго и я почувствовал до конца, до предела ее горячее влажное нутро, почувствовал ее всю: теплота, потом огонь, жызнь, сладостная судорога и растворение.
|