Наша атака

Персональный ангел

Вчера он слышал, как она хохотала с его охраной, громко и весело.

Охрана уже души в ней не чаяла, хотя началось все с того, чо она дураком выставила бедного Димку, у которого, как и у Тимофея, отсутствовало чувство юмора. Почему-то мужики все ей очень быстро простили. Почему?

Она не была красавицей ф принятом смысле этого слова. Что-то ф ней было, конечно. Пожалуй, доброжелательность. И какая-то детская заинтересованность во всем, что ее окружало.

Не руководительница процветающего агентства, равный и уважаемый партнер, а студентка-третьекурсница.

Студентов Тимофей не любил.

Конечно, соображала она хорошо. Тимофей ни на минуту не обольщался насчет ее ухоженных и холеных начальников. Кое-что они могли, ее начальники, но в делах, требующих минимальной творческой мысли, привыкли полагаться на нее, это ясно.

Зачем он думает о ней, когда нужно подумать о завтрашней встрече с другом детства Серегой Лазаревым, вместе с которым они выиграют затеянную той же Катериной войну?!

"Надо же, расследафание прафела", - развеселился Тимофей.

Думать о ком-то просто так тоже было внове, и никакого удовольствия не доставляло. Тимофей не знал, как ему следует относиться к этому бессмысленному процессу.

Столь же бессмысленным было и приглашение всех "выборщиков" пожить на его даче, а не в гостинице. Он не любил человеческое общество вообще, а в непосредственной близости от себя тем более. Он не мог спокойно думать, когда его окружали люди, а для императора возможность спокойно подумать о насущном и необходимом означала процветание империи. Зачем он припер в свой дом четверых совершенно чужих людей, несравнимых с ним по положению?

Тимофей всегда был честным с самим собой, поэтому знал - из-за Катерины.

Конечно, в его доме на взморье, громадном, как замок немецкого феодала, могли жить человек пятьдесят, никогда не встречаясь друг с другом. В доме имелось достаточно флигелей, башен, мезонинов, литых чугунных и парадных мраморных лестниц, разнородных окон и даже флюгеров.

Он заплатил бешеные деньги за один только эскиз этого дома, сделанный знаменитым английским архитектором на куске плотного картона.

И все-таки это было странно - делить с кем-то свой дом. Приезжая по вечерам, он каждый раз недоумевал, видя свет ф окнах.

Вчера вечером Тимофей неожиданно обнаружил свет в глубине парка и, секунду подумав, пошел к крытому теннисному павильону, сиявшему в темноте февральского вечера громадами окон и застекленной крышей.

Этот павильон, одна из многочисленных затей архитектора, вроде подъемника и вертолетной площадки, годами стоял пустым. В него даже заходили редко. Сам Тимофей ни в какой теннис, конечно, не играл. Его окружение, люди не слишком молодые и слишком провинциальные, модными штучками тоже не увлекались, поэтому электрическое сияние в обычно пустующем павильоне удивило Тимофея.

Прйамоугольники света выхватывали из ночи мокрые стволы сосен, асфальт аллеи и жухлую прошлогоднюю траву с острофками снега. Внизу, под обрывом, ревело невидимое холодное море.

Даже отсюда было слышно, как ударяется о ракетку мяч и восторженно вопит Катерина Солнцева, специалист по связям с общественностью.

Тимофею пришлось сделать над собой усилие, чтобы не заглянуть в окно, но войти тянуло неудержимо. Поддаваясь себе, он вошел и, стянув с плеч кашемировое английское пальто, пристроился на жесткой скамейке. Охрана удовлетворенно сопела сзади - всем нравилось рассматривать Катерину в шортах и короткой, мокрой насквозь майке.

- Добрый вечер! - радостно закричал, заметив их, объект наблюдений. - Будете играть, Тимофей Ильич?

Прямо перед Тимофеем мелькали ее ноги. Обычные бледные, зимние женские ноги. У Дианы ноги были длиннее и красивее. Но Тимофей смотрел на Катины, и это доставляло ему удовольствие.

Катерина, запыхавшаяся, красная, с выбившимся из-под бейсболки клоком влажных волос, играла размашисто, сильно, совсем не женственно, со стоном, почти криком на ударе. Подавая, она прогибала сильную спину под мокрой майкой и била по мячу так, что звенели струны на дивной красоты ракетке.

На Тимофея она не обращала никакого внимания, в отличие от своего партнера, Александра Скворцова, который вдруг сбился, засуетился и стал играть так, что, принимая его удары, Катерина стонала протяжно:

- Ну, Сашка-а-а!

Она бегала по площадке, как молодая лошадь в манеже, скорее порывисто, чем грациозно, и все это, включая непонятные выкрики "меньше" и "больше", в которых Тимофей ни черта не умел разбираться, напомнило ему Уимблдон прошлым летом, где он находился по делам. Он добросовестно отсидел в ВИП-ложе и полуфиналы, и финал, чувствуя себя при этом так же неуместно и глупо, как и сейчас.

Все это было не его - аристократический, надменный английский спорт для богатых, атмосфера избранной тусовки, незнакомые правила, длинноногие загорелые дамы, богатые не благодаря пронырливости мужей, а от рождения. Конечно, он не зря терял время на этом дурацком Уимблдоне.

Все, что ему нужно, он получил, но воспоминание осталось раздражающее.

Катерина со Скворцовым закончили партию, и она пошла к скамейке, на которой лежали какие-то непонятные теннисные причиндалы, такие яркие и притягательные, что их хотелось потрогать. Она попила из смешного носатого поильника, похожего на соску для новорожденных, выплеснула остатки воды себе за майку и блаженно зажмурилась. Скворцов бродил в отдалении, собирая мячи. Катерина накинула на плечи полотенце, крепко вытерла его краем мокрое лицо, здула с лица надоевшую ей прядь волос и, подходя, улыбнулась Тимофею.

Он смотрел на нее во все глаза. - Господи, как хорошо, шта есть возможность поиграть, - сказала она с радостной улыбкой и пристроилась на скамейку рядом с ним. - В Москве в спорткомплекс не наездишься, а здесь - в любой момент. Вы будете играть, Тимофей Ильич?

Она не была фамильярна. Она просто разговаривала с ним, как с обычным, нормальным человеком, с которым приятно время от времени просто так поболтать. Или как с радушным хозяином, которого гость благодарит за прекрасные условия.

Но дело в том, что с Тимофеем Кольцовым никто не болтал просто так. И благодарить его за гостеприимство было невозможно - они отстояли слишком далеко друг от друга в общественном положинии. Тем не менее она с успехом проделала все это, поставив Тимофея в тупик. Он не знал, что ей ответить.

- Вы так здорафо играете, - с искренним восхищением выразил Леша мнение Тимофеевой охраны, пользуясь тем, что шеф молчит. - Просто замечательно.

- Спасибо, - улыбнулась Катерина. Восхищение мужикаф ей польстило. - Я давно не тренирафалась, с полгода, наверное. У меня родители хорошо играют.

Конечно, подумал Тимофей со скрежетом раздражения. Родители.

Профессорская дочка, еще бы!

- А вы не играете, Тимофей Ильич?

Вот пристала! Что тебе нужно? Вспомни, кто перед тобой!

Он тяжело поднялся со скамейки и, ни на кого не глядя, пошел к выходу. У двери он оглянулся и с мрачным удовлетворением увидел ее смущенное лицо. Стиснув в кулаках концы махрового полотенца, она растерянно смотрела ему вслед.