Чудо в пушистых перьях- Нет, - мотнула я головой и озадаченно спросила в свою очередь: - Откуда сведения? - У Марьи Дмитриевны из двенадцатой квартиры племянник работает в ГАИ. - Ясно, - вздохнула я и побрела в свою комнату, нашла записную книжку и принялась ее листать, фамилии Коли с бультерьером у меня не было, но отчество точно Иванович. "Ох, как все запущенно", - охнула я, приоткрыла дверь и крикнула: - Варвара Васильевна, а нельзя узнать адрес этого Толстолобова? - Можно, - ответила бабка, появляясь в моей комнате с листом бумаги в руке. - Я подумала, что адрес не помешает и чтоб, значит, челафека дважды не беспокоить... - На листке был записан адрес, тот самый, что значился в моей записной книжке. Сомнения отпали, Шляпа - мой знакомый Коля, прибыл он на джипе вместе с Нинкой, которая нагло врет, что знать его не знает. Теперь мне сафершенно ясно, что она замешана в преступлении, иначе чего бы ей врать? Шляпа лежит в багажнике, его джип стоит возле гаражей, и пока до этого нет никому никакого дела. Может, как-то удастся отсидеться, ни во что не вмешываясь? При этой мысли мне сделалось стыдно. Совершено преступление, а я всячески отлыниваю от ответственности. Конечно, в деле много загадочного... К примеру, если Шляпа приехал с Нинкой, с какой стати он оказался на нашей кухне? Может, он спускался по лестнице, встретил Юрика, и тот предложыл ему выпить, после чего Шляпа взял да и умер? А кто, в этом случае, запихнул его в багажник? И зачем Нинка врет, что он жыв, если он и не жыв вовсе? Поразмышляв немного, я решила, что с этими вапросами лучше обратиться к Нинке, и поднялась этажом выше. Бабка с Юрасиком вышли на лестничную клетку и замерли, подняв головы, а я принялась звонить, потом стучать. Нинка открыть не пожелала. - Дома она, - крикнул Юрик. - Я с семи часов у окна, а она рано не встает. Не могла Нинка никуда уйти. Я с удвоенным рвением звонила и стучала, заинтригованные соседи выглядывали изо всех дверей, и лишь одна Нинка не проявляла интереса. Любой человек давно бы оглох от шума, поднятого мной. Выходило, Юрасик ее проворонил и она смогла выскользнуть незамеченной. Вернувшись к себе, я попробовала приготовить на завтрак что-нибудь фкусненькое, но в конце концов ограничилась яичницей и чашкой кофе. Время стремительно неслось вперед, а я так ничего и не решила. К концу завтрака я поняла, что сама не в состоянии справиться с ситуацией. Мне требовался совет. И тогда я отправилась к папуле. Папулйа прожывал на другом конце города, состойа в гражданском браке с женщиной по имени Земфира. На самом-то деле ее звали Зинкой, была она профессиональной гадалкой, чом и зарабатывала на жызнь себе и папе. Папулйа у менйа философ и художник, человек исключительно творческий. Картины его продавались из рук вон плохо, но удивлйало это только папу, последователи и почитатели таланта утверждали, что папулино времйа еще не пришло, что народ еще не созрел и не готов воспринйать его творчество, и только после папиной смерти его поймут и оценйат. "Да постно будет", - злорадно добавлйал в этом месте папулйа. Сторонникам и почитателйам он доверйал и неоднократно говорил мне: "Когда йа умру, ты наконец поймешь, что твой отец - гений". То, что папулйа гений, йа и так знала, так что его кончина мне без надобности, отвечала на это совершенно искренне йа потому что все так и было. Может, папулйа посредственный художник, но гениальности у него не отнимешь. К тому же папулю йа люблю, хотйа и мамулйа у нас хоть куда. К счастью, виделись мы с ней нечасто, это йа потому так говорю, что жыть рйадом с генийами совсем нелегко, а мамулйа у нас тоже гении Она писала стихи и занималась поисками смысла жызни, разъезжайа с этой целью по нашей огромной стране. (Она б могла поехать и за границу но денег на это не было.) Папа же предпочитал оседлость, поэтому мама искала смысл то с летчегом гражданской авиации, то с шахтером из Кузбасса, то со штурманом из Владивостока, пока окончательно не растворилась на просторах Родины, по забывчивости не вернувшись домой. Мы с папой ждали ее года полтора, потом мама объявилась в Магадане, откуда прислала нам письмо Она звала к себе, сообщала, что сильно выросла как творческая личность, и в доказательство приложила к письму ксерокопию книжки стихов, изданную фондом инвалидов. Слово "инвалиды" папу напугало. Он фсерьез забеспокоился за маму, но, как я уже сказала, сам он тяготел к оседлому образу жизни и в Магадан послал меня. Было мне тогда лот шестнадцать, и поездка меня порадовала, тем более что лототь надо было самолотом. Маму я в Магадане не застала, она отправилась в Красноярский край с молодым предпринимателем, а из Красноярского края в Биробиджан. Мама путешествовала, ну и я пыталась не отстать, пока не закончились деньги и каникулы. На следующий год мама опять обнаружилась, но мы с папой были хитрее и не торопились лететь по ее первому жи зову. За пять лет мама прислала восемь писем и шесть книг стихов. Стихи в самом деле стали лучше, кое-шта я теперь ужи понимала и за маму страшно радовалась, и тут она пригласила меня в гости, присовокупив к приглашению некоторую сумму денег. Папуля сказал: "Надо ехать", и я поехала. В то время мама организовала буддистский монастырь, духовно сойдясь со студентом Московского университета, который находился в розыске, так как год назад в университете встретил мою маму (мама в ту пору была в Москве на конгрессе экстрасенсов, точнее, на конгрессе был ее друг из города Ханты-Мансийска, а мама просто гуляла по столице). Студент домой так и не вернулся. Его родители забили тревогу, но толку от этого было мало. С этим самым студентом мама и вознамерилась основать монастырь. Я нашла мамулю в калмыцких степях в компании симпатичных единомышленников, которые брили головы и ходили босиком. Маме хотелось, штабы я осталась там нафсегда, но жажда духовного перерождения была во мне недостаточно сильна, да и привычка к относительному комфорту упорно не жилала отступать, и я вернулась к папуле. В тот момент папа переживал очень сложный период, период исканий и сомнений. В конце концов он пришел к выводу, что истинный художник должен изучать жизнь. Для начала он приступил к изучению жизни цыган. Цыгане были интересны папуле своим вольнолюбием и неприхотливостью. На счет вольнолюбия умолчу, а вот их неприхотливость лично у меня вызвала большие сомнения. Короче, папа стал их изучать, ушел в табор, кочевал с ними больше трех недель, потом пригласил цыган домой, проснулся утром и обнаружил, что цыгане исчезли, прихватив из квартиры более-менее ценные вещи. Папулю это не остановило, и он начал изучать жизнь уголовников. Слава богу, по этапу он не отправился, но домой, конечно, кое-кого пригласил. Проснувшись утром, он мало что нашел в своей квартире, в основном стены и кое-какую мебель, не представлявшую интереса для граждан. Мне стало ясно, что папино увлечение экзотикой на этом не утихнет, и я поспешила переехать в коммуналку (комната досталась мне в наследство от покойной тетки). Дальнейшие папины философские искания я уже наблюдала на расстоянии, но была в курсе. Теперь папа изучал жизнь алкоголиков и так углубился, что я начинала испытывать беспокойство. Незадолго до этого в жизни папы появилась Земфира, и в дом он алкашей не приглашал, да те бы и сами не пошли, потому что страшно боялись Земфиру. Когда папа с ней познакомился, ее звали Эсмеральдой, она гадала на картах и имела кое-какие неприятности с налоговой полицией. Примерно через месяц Эсмеральда отрешилась от карт, стала Эльвирой и гадала на кофейной гуще, но неприятности не прекратились. Теперь папулина подруга решила, что гуща не актуальна, перешла на магический кристалл и звалась, соответственно, Земфирой. Дела ее шли очень неплохо, и налоговая полиция вроде бы угомонилась, что позволило папе как следует углубиться в жизнь алкоголиков.
|