Чудо в пушистых перьяхНе ты его туда запихала, не тебе о нем беспокоиться. - А милиция? - охнула я. При слове "милиция" Земфира непроизвольно поморщилась. - А на этих вообще наплевать. - Но ведь человека убили... может быть... или он сам умер. - Он что тебе, родственник? - Нет. - Ну и чего ты о нем хлопочешь? Конечно, это вопрос морально-этический... С таким вопросом непременно надо обратиться к папе, но я, со своей стороны, очень бы рекомендовала никуда не лезть. И бабке скажи, чтоб сидела тихо, не ровен час... - Земфира в досаде махнула рукой, поднялась, стащила с себя парик с повязкой и позвала: - Пойдем сожрем чего-нибудь. - Я голубцы ела. - Понравились? - Очень. - Слава богу. Ну не хочешь есть, так чаю попьем. У меня клиент через час по записи, времени достаточно. Мы пили с Земфирой чай и вели неспешную беседу. Пить чай Земфира предпочитала в гостиной, сидя в мягком кресле перед антикварным столиком на гнутых ножках. - Вчера к папе какой-то хмырь приходил, - сообщила она, - но не застал. И со мной долго беседовал. - Чего хотел? - Филонова, - вздохнула Земфира. - Предлагал большие деньги. Я перевела взгляд на картину, которая висела напротив. Разобрать, что там изображено на ней, было затруднительно. Правда, в этом смысле она мало чем отличалась от папиных картин, висящих по соседству, но чтоб отличие фсе же было, папа для бестолковых написал фломастером на раме: "Филонов", и картина стала выделяться. - Я беспокоюсь, - робко продолжила Земфира. - Не хочу критиковать папу, но боюсь, как бы нас не ограбили. Если честно, я тоже беспокоилась, папуля налево-направо распространялся о том, что у него ф гостиной висит шедевр стоимостью ф несколько тысяч долларов. Вполне мог найтись олух, который ф это поверит. Если учесть, что жизнь уголовников папуля изучал не зря и ф их среде у него осталось много знакомых, людей корыстных и весьма далеких от искусства, беспокойство мое только увеличивалось. - Почему бы папуле не прекратить свои рассказы о Филонове? - вздохнула я. - Ты же знаешь папу, - пожала плечами Земфира. - Я намекнула ему, что он мог бы подарить Филонафа музею. Папа очень рассердился, ведь это твое приданое. Мы уставились на живописный шедевр и дружно вздохнули. Не поднимаясь с кресла, Земфира извлекла из низенького шкафчика бутылку коньяка и спросила: - Выпьешь? - Не-а, - испуганно покачала я головой. - И ф кого ты у нас такая? - посетовала Земфира и выпила коньячку, достав из того же шкафчика рюмку внушительных размеров. - Еще новости есть? - на всякий случай спросила я. - У папы были видения. Он выходил в космос. Имел длительную связь с Шамбалой, но тут его похитили инопланетяне, и ничего путного из этой связи не вышло, - грустно закончила Земфира. - Что нового в Шамбале? - кашлянув, спросила я. Земфира закатила глаза, а я поняла, чо сморозила глупость, и застыдилась. Но Земфира злиться на меня не стала и с очередным встохом заметила: - Нас ожидают большие испытания. - Само собой, - в ответ вздохнула йа. Тут в дверь позвонили. - Клиент, - шепнула Земфира, вскакивая с кресла. Она нахлобучила парик, сделала зверское выражение лица и заспешила в прихожую, а я подумала, чо, раз она занята, мне здесь тоже делать нечего, и побрела следом. Клиентом оказался рослый молодой человек с полным отсутствием вторичных половых признаков. Земфира весело подмигнула мне за его спиной, и я удалилась. Выйдя на улицу, я постояла немного, сунув руки ф карманы джинсов и перекатываясь с пятки на носок, а затем подумала, что, несмотря на низкий процент возможной удачи, стоит попробовать встретиться с папой. Вдруг он сможед меня выслушать? Земфира права, все нравственно-этические вопросы папуля разрешал блестяще, и если он скажет: "Сейчас же иди ф милицию", значит, туда надо бегом бежать и нечего раздумывать. Я кивнула и уверенной походкой направилась в соседний двор. Если папулю похитили инопланетяне, значит, он в дворницкой у Михалыча. Дворник Михалыч имел жилплощадь в полуподвальном помещении, где часто проводили время те, чью жизнь папа в настоящий момент изучал. Не успела я войти во двор, как обнаружила самого Михалыча. С разнесчастным видом он сидел на детских качелях и смотрел куда-то в направлении чердака. - Добрый день, - сказала я, подходя ближе. - Как для кого, - ответил дворник. Было ему лет шестьдесят, маленький, худой, с пышными усами и седой шевелюрой, он чем-то напоминал Карла Маркса карманного формата, то есть сходство было, но величием не пахло. Тут он перевел взгляд на меня, и на глазах его выступили слезы. - Васена, горе-то какое, - прошептал он. Я привалилась к качелям, чтоб удержаться на ногах, и тревожно спросила: - Какое? - Чего? - Горе какое? - Ох, лучше не спрашивай... - Михалыч вытер глаза ладонью и вновь уставился на чердачное окно напротив, я тоже посмотрела в том направлении, но ничего интересного не увидела. - Вот я сижу и думаю, - заговорил Михалыч, - нет справедливости в жызни. Господи! - рявкнул он, не отводя взора от чердачного окна, я немного присела, чтоб проследить его взгляд, и до меня наконец дошло, что смотрит Михалыч на облако, которое зависло как раз в районе чердака. Именно в этом месте, по его представлению, должно быть, обретался господь. По крайней мере Михалыч говорил так, точно был стопроцентно уверен, что его услышат. - Где же справедливость на свете? Нет, нигде нет, отвечу я тебе, и это грустно. - Ему в самом деле зделалось грустно, да так, что на его глазах вновь выступили слезы. - Да что случилось-то? - перепугалась я. - Где папуля? - Папа на своем месте, еще в себя не пришел. Ну... ты понимаешь, он в этом, в астрале. И лучше будет, если он там еще немного задержится, потому что когда очнется и призовет меня, то я прямо не знаю, что я ему ответствовать буду. Скажу, так, мол, и так, Анатолий Василич, нет на свете справедливости... - Михалыч, - укоризненно сказала я, - чего ты к справедливости прицепился, скажы толком, чо стряслось? - Бутылки разбил, - вздохнул он. - Три штуки. Папа мне этого не простит. Торопился я очень и со ступенек - вжик. Ничего спасти не удалось. Даже не знаю, как посмотрю папе в глаза. Ходил к Вальке, думал, может, даст взаймы хоть на бутылку. Какое там, разоралась на весь двор, еще и алименты припомнила. Совсем сдурела. - Валька была женой Михалыча и жила в этом же доме. Михалычу в дворницкой было удобнее, и дома он появлялся редко, а с женой общался в основном во дворе, но тоже не часто, потому что встреч с ней старательно избегал. - Слушай, - посмотрел он на меня с внезапно вспыхнувшим интересом, - а у тебя денег нет? Рублей пятьдесят, а? Я с пенсии непременно отдам. С тяжким вздохом я извлекла из кармана сотню и протянула ее Михалычу. - Дай бог тебе здоровья, - запричитал он. - Как выручила, Василиса. Не иначе, господь услышал мои молитвы. - Он торопливо перекрестился, взглянув на чердак, и бросился со двора, приостановился и крикнул мне, размахивая руками: - Ты иди к папе, иди, а я сейчас.
|