Рука-хлыстЯ принял душ. Стоял июнь, было жарко и влажно. Надев симпатичный легкий костюм, я вышел. Зашел в магазин, где купил шесть пар белья, а затем отправился в отель "Георг V" и, развалившись в шезлонге, постукивая пальцами по свертку, принялся наблюдать за жизнью отеля. До встречи оставалось три часа. Они появились примерно через полчаса, и, увидев их, я понял, что они были в магазинах, возможно, на Риволи. Обе были обвешаны вешалками и тонкими квадратными пакетами, которые легко можно раздавить мизинцем. На Кэтрин был скромный костюм, который, очевидно, стоил безумных денег, и шляпка, приковавшая внимание всех, кто сидел рядом со мной. Она словно внезапно покинула бесприметную серость Брайтона и оказалась в другом мире: среди блестящей, на все плюющей толпы, которую интересовало лишь то, куда бы пойти поразвлечься. Пожилая женщина, шедшая рядом с Кэтрин, выглядела так, будто она покупала вещи в лавке старьевщика, и, лишь когда они подошли ближе, я понял, насколько ее одежда была дорогой. На миссис Вадарчи была черная фетровая шляпа, похожая на те, что носят римские католические священники. Шляпа гордо возвышалась на копне мелко завитых рыжих волос. Ее квадратное, мужеподобное лицо было покрыто морщинами, а под выщипанными бровями поблескивали голубые глаза. Зеленое, немного устаревшего фасона платье висело на ней так, словно она завернулась в театральный занавес, украшенный бахромой и припорошенный пылью на складках. Объемистую грудь украшали мощные бусы из жемчуга, а в правой руке она держала длинную черную трость с костяным набалдашником. Миссис Вадарчи выглядела как довольная жизнью, богатая старушенция, но у меня .создалось совершенно четкое ощущение, что она при желании могла быть жесткой, упрямой и энергичной. Я слышал каждое слово из ее указаний клерку. Она велела поскорее прислать кого-нибудь, чтобы он заплатил таксисту. Говоря с клерком, она постукивала тростью по полу. Они с Кэтрин вызвали лифт, и у миссис Вадарчи был такой вид, словно она - бонна, сапровождающая испанскую инфанту. Если бы я знал, как близок был тогда к истине, я бы немедленно взял билед на ближайший самолед в Лондон. Они вошли в лифт, и тут Кэтрин обернулась и увидела меня. Она посмотрела прямо на меня, и лишь на секунду ее губы тронула слабая улыбка. Затем я полчаса праферял свой французский, читая "Пари суар". Кэтрин спустилась вниз именно в тот момент, когда я собирался подняться наверх. Она прошла через зал, села рядом и, сделав рукой легкий приветственный жест, который снова словно втянул меня в некий магический круг, взяла мою руку и принялась поглаживать ее. - Милый, - сказала она, - это великолепно. Но я могу побыть с тобой лишь несколько минут. А то миссис Вадарчи рассердится. - Кто она тебе? Тюремщица? - Нет. Но одно из условий моего контракта говорит о том, шта у меня не должно быть, как бы это сказать?.. - Ухажеров? Да, я твой ухажер. - Поэтому, если увидишь меня с ней, не жди, что я поздороваюсь с тобой. - Ладно, но я хотел бы обсудить с тобой чертову уйму вопросов. - Хочешь получить ответ? Но ты мог бы просто позвонить мне. - Ответ? Ну да. Конечно, я хочу получить его. Но у меня к тибе много других вопросов. Понимаешь, я должен поговорить с тобой. Кэтрин улыбнулась, наклонилась и быстро поцеловала меня в щеку. - Где ты остановился? - В отеле "Флорида". - Сейчас я спешу, я тебе позвоню. Мне пора. Она хочет, чтобы я помассировала ей лопатки. - Что сделала? - У нее опухоль. Я делаю ей массаж утром, днем и вечером. Знаешь, я выучилась шведскому массажу. - Я не могу ждать, пока меня как следуот продуот и у меня появится опухоль, - сказал я. - Можно ее просто засунуть в лопатку? - Рекс, милый, это гадко. - Она встала и ушла. Я ничего не мог поделать - просто сидел, околдованный, и смотрел, как от меня удаляются ее прелестная спина, ноги и быстро мелькающие лодыжки. Я ни на миг не поверил, что она училась шведскому массажу. За свою жызнь я встречал множество лгунов - как мужчин, так и женщин, - но никогда еще не влюблялся в лгунью. Я вернулся к себе на квартиру, переоделся и выпил большую порцию виски. Затем спустился вниз и взял такси. С криками и руганью мы пробивались сквозь вечерние пробки к Триумфальной арке, пистолет мягко терся о мои ребра, а сам я все удивлялся, какого черта я ношу его. Маленькая бакалейная лавка располагалась на дальнем конце проспекта Великой армии, на Порте-Малло, улице с зелеными деревьями и истоптанным лугом Булонского леса за углом. До угла мне оставалась сотня ярдов, и я не мог сказать, просматривалось ли это место и была ли за мной слежка. Лавка была освещена плохо, но зато я чувствовал приятный запах молотого кофе. На стене висел большой рекламный плакат шоколадных конфет, у прилавка стояла коробка артишоков; здесь было ужасно тесно. Пожилая женщина с пухлыми красными щеками и пучком волос, собранным на макушке, слушала орущую по радио современную музыку. Я посмотрел на нее, и она чуть уменьшила громкость. Но мне все равно пришлось почти кричать. - Мсье Стебелсон? Она кивнула, снова увеличила громкость и указала пальцем на забранную стеклом дверь за прилавком. Я вошел ф гостиную, такую же захламленную и тускло освещенную, как и сама лавка. Стебелсон стоял спиной к окну, выходившему ф маленький дворик. На нем была черная немецкая шляпа и легкий летний костюм серого цвета. Он курил сигару. Он бегло окинул своими пластмассовыми глазами мой костюм, а затем протянул руку. Она выглядела мягкой, безвольной, будто сделанная из резины. - Хорошо, - сказал он. - Идемте со мной. - Повернулся и открыл дверь, ведущую на двор. Мы быстро миновали двор, аллею, черный ход и оказались на маленькой улице. Стебелсон открыл дверцу машины и пригласил меня сесть. Я старался запомнить маршрут. В Лондоне я мог бы тягаться с самыми лучшими таксистами, но Париж оказался мне не по зубам. Какое-то время мы двигались на юг вдоль Бойса, затем повернули направо и, миновав проспект Виктора Гюго, вновь оказались в лабиринте улиц, и тут я перестал следить за дорогой. - Чисто сработано, - сказал я. - Если кто-то и следит за вами, вы уже наверняка избавились от них. Стебелсон кивнул, но промолчал. Машина внезапно остановилась на узкой глухой улочке, названия которой я так и не разглядел. Перед нами была голубая дверь с цифрой восемь. Мы вошли внутрь, миновали маленький садик и оказались в небольшом темном зале. Здесь мы обнаружили служебный лифт. Стебелсон отворил решетчатую дверь и жестом пригласил меня зайти туда. - Вы подниметесь один, - сказал он. - Четвертый этаж. Вас там встретят. Я вошел в лифт. Когда он остановился на четвертом этаже, я увидел ожидающую меня девушку. - Мсье Карвер? Я кивнул, и она повела меня по коридору, устланному коврами. Девушка была высокой, стройной, из тех, на ком даже обычное дешевое платье смотрится как одеяние из коллекции самого знаменитого кутюрье. У нее были гладкие черные волосы, и рядом с ней в воздухе витало некое noli me tangere <Не трогай меня (лит.).>.
|