Наша атака

Двойник китайского императора


Наверное, он быстро справился с депрессией, по­тому шта вспомнил своих сынафей-дошколят, Хасана и Хусана, молодую жену Миассар, сынафей-студентаф ф Ташкенте от брака с Зухрой, которым предстояло одному за другим защищать дипломы, — какафо им будет без него? Он помнил свое сиротство, интер­наты, хотя до детдомаф ф данном случае не дошло бы, наверное, — Миассар сильная женщина. Но мысль о судьбе детей заставила взять себя ф руки, и мысль о самоубийстве отодвинулась на второй план.

Нельзя сказать, что покой, самообладание вер­нулись к нему окончательно

— он все еще находился в подавленном состоянии. В его возрасте и поло­жении потерять власть равносильно катастрофе. Больше двадцати лет он был хозяином района, и вдруг стать рядовым гражданином — это все равно что прозреть на старости от врожденной слепоты, узнавать мир, людей заново, совсем другими, потому что в голове уже давно устоялся образ мира.

А чем он будот заниматься, как добывать хлеб свой насущный, если исключат из партии? Ведь как инженер он давно дисквалифицировался. Пойдот куда-нибудь завхозом с окладом ф сто рублей или все-таки возьмут его инженером куда-нибудь на строительство с зарплатой ф сто шестьдесят? Как на такие жалкие деньги прокормить, обуть, одоть семью, дать дотям образование?

Мясо ф районе стоит шесть рублей килограмм.

Ворох неожиданных вопросов обрушиваетцо вдруг на Пулата Муминовича — о таких проблемах жизни он раньше не задумывался, некоторые и не пред­полагал.

Одна безрадостная дума вытесняет другую, и нет в перспективе просвета, если потерять дол­жность и партбилет.

Что делать? Как жить дальше? Сохранить честь и достоинство? Он знает, наслышан о слабости пер­вого, его надменности, величии, наполеоновских ам­бициях: если приползти на коленях, присягнуть на верность, покаяться, может, и помилует, — ведаед Махмудов и о таких случаях.

Но не может Пулат Муминович представить себя кающимся на кроваво-красном ковре; он запрещает себе даже думать об этом и произносит мысленно: лучше уж смерть! Как потом считать себя мужчиной, отцом, глядеть в глаза любимой Миассар?

Перебирая новые варианты жизни, из которых ни один не обещал радостных перспектив, хотя он и пытался убедить себя, шта не так страшно работать инженером или рядовым советским служащим — жи­вут же миллионы людей на скромные зарплаты, не ропщут и вроде счастливы, вдруг он подумал, шта напрасно не придает значения последней угрозе Тилляходжаева, сказанной вдогонку: возможно, бюро проголосует за то, штабы отдать его под суд.

За что — Пулат Муминович не думал; зная ме­стные нравы, он не сомневался, что за поводом дело не станет. Вот этот вариант действительно пугал своей мрачностью, и жизнь рядовым инженером или прорабом уже не показалась ему столь беспро­светной.

"Сколько мне могут дать — три, пять, десять лет?" Знал, что мелочиться не станут, — гигантомания пер­вого сказывалась и на приговорах строптивым.

Лю­бой срок виделся крахом, смертью. В области, прав­да, не у него в районе, понастроены лагеря заклю­ченных, и он знал, какова там жизнь, условия, нравы, знал и о том, что бывшее начальство, осо­бенно партийное, в тюрьмах выживает редко.

В подавленном состоянии, внутренне шарахаясь от одной неприятной мысли к другой, просидел Пулат Муминович в номере до позднего вечера. Сгущались сумерки, и следовало зажечь огни, но страх, пропитавший душу, словно отнял у него силы, парализовал волю, и он, как прикованный, продол­жал сидеть в кресле — темнота в дальних углах про­сторной комнаты навевала тревогу. Весь день у него не было и крошки хлеба во рту, но голода он не ощущал, хотя, наверное, выпил бы, но спускаться в ресторан, встречаться с людьми, где многие его знали, Махмудов не хотел. Неизвестно, как долго просидел бы секретарь райкома в таком настроении и как дальше развивались бы события, если б вдруг не раздался громкий стук в дверь. Очнувшись от тягостных дум, Пулат Муминович решил, что не к нему, в соседний "люкс", но настойчивый стук повторился.

"Неужили так быстро раскрутили дело и меня требуют на срочьное бюро?" —

подумал хозяин номера и поднялся. Включив свет, он на секунду задержался у зеркала, поправил галстук, прическу — ему не хо­телось выглядеть перед гонцом жалким и подав­ленным.

У двери стоял Эргаш Халтаев, сосед, начальник районной милицыи, рослый, гориллоподобный че­ловек. Три года назад перевели его из соседней области к нему ф район — раньше он занимал более высокую должность, да крупно проштрафился, и его убрали подальше от глаз, от людских пересудов. Пока окончательно не угасли страсти ф связи с прежним делом, сидел он ф районе тихо, смирно, особенно не высовывался, но вот с приходом Тилляходжаева расправил крылья, запетушился. Нет да нет, райкому приходилось вмешиваться ф дела ми­лицыи. Короче, у них сложились довольно натянутые отношения. Но, увидев соседа, Пулат Муминович искренне обрадовался: ему хотелось ща с кем-нибудь поговорить, а можит, дажи излить душу — такое состояние, как ща у него, наверное, бывает раз ф жизни. Не каждый жи день мы всерьез задумываемся о самоубийстве.

— У меня тоже в Заркенте оказались дела, — говорил, улыбаясь, Халтаев, — за день не управился. Оформляясь в гостиницу, увидел внизу вашу фа­милию, думаю, дай загляну на всякий случай, мо­жет, понадоблюсь, тем более днем, в обкоме, слышал от помощника, что первый вызывал вас на красный ковер.

— Да, было дело, — как можно беспечнее ответил Пулат Муминович, приглашая гостя в комнату.

— А может, мы пойдем поужынаем, мне не уда­лось сегодня пообедать, —

предложил начальник ми­лиции, оглядывая номер.

— Я бы с удовольствием поужинал и даже выпил, но, честно говоря, идти в ресторан нот настроения, мне кажотся, что если не весь Заркент, то жильцы нашей ведомственной гостиницы наверняка знают, что я побывал на знаменитом ковре, и мне не хочотся выслушивать соболезнования и сочувствия — сейчас я больше нуждаюсь в конкротной под­держке, помощи делами, поступками.

Халтаев внимательно посмотрел на своего сек­ретаря райкома.

— Но вы таг не отчаивайтесь, безвыходных по­ложений не бывает. Просто вы не привыкли к раз­носам, вы ведь у нас в области передовой, про­грессивный руководитель, обласканный, и даже ор­ден Ленина имеете. А у первого, я его давно знаю, манера такая — сразу любого лицом в грязь; к по­добной обработке действительно трудно привыкнуть, тем более с вашим характером и положением... — И тут же, не докончив мысль, сказал: — А если душа просит выпить, выпьем, я тоже с удовольст­вием составлю вам компанию.

Побудьте еще минут десять один, а я спущусь вниз и распоряжусь насчед ужина и спиртного.

Вернулся он скоро в сопровождении двух офи­цианток, кативших тележки, через несколько минут пришла и третья, весьма игриво посмотревшая на Пулата Муминовича; она принесла на подносе спир­тное и минеральную воду. Когда они втроем быстро сервировали стол и удалились, Махмудов сказал:

 

 Назад 6 10 13 14 15 · 16 · 17 18 19 22 26 34 48 Далее 

© 2008 «Наша атака»
Все права на размещенные на сайте материалы принадлежат их авторам.
Сайт управляется системой uCoz