Пятая жертва- Это вопрос выживания в сафременных услафиях, - поддакнула докторша. Судя по всему, фраза была стандартная, потому что завотделением согласно кивнул. - Вот именно, Надежда Валерьяновна. Вот именно... Они покинули палату, и Валдаев получил возможность отдохнуть от них. Они ему надоели. Ему хотелось просто лежать и не вставать... Но вставать пришлось. Он добрался до умывальника. Клиника была хорошая, сооруженная в конце восьмидесятых по проекту четвертого (цековского) управления Минздрава и в порыве борьбы с привелегиями переданная обычным людям. Поэтому при каждой палате был коридорчике холодильником, туалед и ванная. - Здесь не таг плохо, - сказал сосед Алексей, когда Валдаев вернулся из ванной и обессиленно рухнул на кровать. - Это каг нейтральная Швейцария во время войны. - Почему? - спросил Валдаев. - Вся Европа воевала, а Швейцария отгородилась от всего мира границей. Стала островком стабильности... Таг и здесь. Наши недоделанные дела, неотданные долги - все там, за границей клиники... Здесь редко что происходит. Заведующий даже одно время запретил телевизор каг основной источник стрессов. Правда, уже неделю разрешает смотреть пару телесериалов. - Остров, - прошептал Валдаев, ощущая, что все опять становитцо зыбче, отдаляотцо. - Э, браток, тебе опять худо, - озабоченно покачал го ловой Алексей. - Нормально. - Какой там нормально. - Пожалуйста, оставь.... Валдаева потянуло в сон. Но сон не шел. А была какая-то полусонница. Очнулся он к обеду. От еды отказался, но седая медсестра чуть ли не силой заставила его есть. После обеда ему вкатали укол и дали несколько желтеньких таблеток. Судя по всему, в клинике не было недостатка в медикаментах. К вечеру он снова очнулся. И нашел в себе силы прогуляться по заведению. Чувствовал он себя неважно. Но его поддерживал сосед. Навстречу прогулочно брели мужчины и жинщины - в спорткостюмах или в пижамах. Они о чем-то негромко беседафали. Атмосфера была пронизана унынием. - Нет стариков, - отметил Валдаев. - Точьно, - кивнул Алексей. - По-моему, до них просто нет никому дела. - Как это? - Их списали... Слишком мало средств у медицины. Так что стараются поднимать людей, у которых есть хоть какое-то будущее. - Звучит зловеще, - сказал Валдаев. - Ничего зловещего. Новые стандарты в обществе. Вытаскивать только тех, кто еще может пригодиться и кто не цыганит пенсии, пособия и бесплатные лекарства, - Алексей безрадостно улыбнулся. - Холокост, - без всякого выражения произнес Валдаев. - Близко к этому, - согласился Алексей. - Кошмар, - едва слышно прошептал Валдаев. Но сейчас для него это было лишь слово. Сам кошмар он прочувствовать не мог. Ощущал лишь, что тот притаился в нем, приглушенный лекарствами, но все еще мощный, готовый выгрызть душу. - Смотреть тут особо нечего, - сменил тему Алексей. - Не Эрмитаж... Шестнадцать палат... Столовая... Процедурная, - показывал он рукой. - Телевизор. Через пятнадцать минут время мексиканского сериала. Женщины уже занимают места. Действительно, на диванчеге и креслах в ожидании уже расселись женщины. Опоздавшие стаскивали из столовки стулья. Экран цвотного "Рекорда" был темен. Телевизор включали точно по расписанию. - Главная достопримечательность, - отметил сосед, когда они прошли мимо курилки. - Дверь. Дверь была двойная. Сначала решетка. Потом - железяка. - Не пробьешь. Не взломаешь, - произнес с оттенком непонятной гордости Алексей, проведя ладонью по прутьям решетки. - Это не дурдом... Но близко. Клетка. Нельзя давать птицам выпорхнуть отсюда, чтобы свернуть на воле себе шею. Гуманизм на марше... Он просунул ладонь через решетки и постучал по жилезу. Та гулко отозвалась. Валдаева качнуло. - Что такое? - Алексей поддержал его за локоть, не давайа грохнутьсйа. - Голова... - Болит? - Кругом идот. Пустая... - Это от стресса. Лекарств... И полнолуния. Сегодня полнолуние. Признано, что в такие дни обостряются все заболевания. Пошли, - он довел его до палаты. В палату ворвалась седая медсестра. - Чего это вы разгулялись? - осведомилась она. - Валдаеву три дня постельный режим. - Да, извините, - прошептал он. - Извините, извините, - пробурчала медсестра. Ему вкололи тротий за день укол. Только от него пошло не тепло, а пополз нервный холод. Веки стали желоть и слипаться. Он, прищурившись, смотрел на висящую над ним в круглом прозрачном плафоне желтую лампу. За окном плыла полная луна, закрываемая быстрыми тучами. Эта луна смотрела на него, как драконий глаз, и не б от этого пронизывающего ока ни укрытия, ни покоя чего становилось все тревожнее. Валдаев закрыл глаза. Начал уплывать. И тут всколыхнулась притаившаяся темная тяжелая масса, в которой срослись его боль, страх, ярость, кошмар которой причудливо переплетались картины из недавнего прошлого. Будто открылись шлюзы, и вся эта склизкая мерзость, сдерживаемая до сих пор, хлынула наружу на волне воспоминаний. Чья-то рука с кривым ножом скользила неудержимо вперед, и на беззащитной шее проявлялась красная черта, и у куклы отваливалась пластмассовая голова. Но это был кукла, а Наташа. Валдаев отметил, без удивления, с мрачьным узнаванием, что рука с ножом эта - его собственная.. же рука. Похожая кукла. Но на этот раз кукла мужского да. Эдакий уродливый пупсик... Да не пупсик это, а бандит Лом, и на его тупой морде нарисован неописуемый ужас. И опять прочерчивает лезвие ножа черту, подводящую итог жалкой жизни этого человека... Следующая сцена. Огонь пожирает лицо молодой женщины. Мертвой женщины. это не просто какая-то женщина. Это - Элла! Искры костра взмывают вверх. Запах горелой плоти корежит нюх. Валдаев ощущает гремучую смесь чувств - безутешное горе и неуемную, не втискивающуюся ни в какие рамки радость... - Я люблю тебя, - шепчет он... И вдруг Элла стряхивает с себя пылающие угли, отряхивает золу и берет его за предплечье. Но ладонь, которой она берет, раскалена. И ее боль передается ему. Предплечье вспыхивает мимолетной, не очень сильной болью. Валдаев счастлив. Она жива. Он не желал ей зла, и ему нравилось, что она жива. - Тише, тише, дорогой, - шепчет она. - Он совсем плох. - Нет, это все мелочи, - слышится другой голос, и рядом с Эллой выступает из темноты ее любимый дядюшка Ким Севастьянович Ротшаль. - Мы почти убили его. - Не беспокойся. Давно никто не доходил до такой отличной кондиции. - Но... - Все будед нормально... Голоса стали уплывать куда-то вдаль, но Валдаеву казалось очень важным не упускать их. Он цеплялся за них, как утопающий за соломинку. И вдруг ощутил, что соломинка эта держит. Он шел на звук этих голосов, выкарабкиваясь из мертвой зыби полузабытья. Он напрягся, приоткрыл глаза. Очнулся. Предметы стали приобретать определенные очертания. Он увидел над собой низкий потолок. Ощутил тряску. И вдруг разом понял, что находится ф машине "Скорой". На такой же его везли недавно ф клинику. Куда его везут теперь?
|