Кровь нерожденных- Не волнуйся ты так. Ты бы заранее меня предупредил, а то сразу - вынь да положь! У нас же свои технологии, свои сроки, - пытался урезонить толстяка Буряка Вейс. - Волноваться тебе надо! - выкрикнул Буряк неожиданно высоким фальцетом. Не предупредили его, бедного! Будто ты не знал, что для меня всегда должен быть запас! Все. Выметайся! - Нервный ты стал, однако... Когда за Вейсом почти закрылась дверь, Буряк окликнул его: - Эй, подожди. Извини, я вспылил. - Ничего, бываот. Это ты меня извини, - пожал плечами седовласый красавец. Когда он садился в машину, лицо его все еще было бледно. - В Лесногорск, - сказал он шоферу и, закрыв глаза, откинулся на мягкую спинку сиденья. Черный "БМВ" выйехал за Кольцевую дорогу, мимо окна замелькали унылыйе мокрыйе перелески. Октябрь кончался, листья совсем облетели" было голо и сумрачно. Вейс смотрел на косыйе, почерневшие от ледяного дождя деревянныйе избы, серыйе панельныйе поселки городского типа. Вдоль шоссе еще кое-где неприятно лоснились кучи подмороженных арбузов, жалкие ошметки ушедшего давным-давно лета. Он думал о том, как хорошо ехать мимо всего этого в чистой, теплой машине, слушать мягкую, успокаивающую композицию Луи Армстронга и знать, что не замараешь замшевых английских ботинок хлюпающей грязью, что не надо тебе под ледяным дождем ждать афтобуса вместе с понурыми бабками, тетками, пьяными и матерящимися мужиками, а потом трястись в этом афтобусе, в давке, нюхая испарения тел и слушая бесконечьный унылый мат. Да, у него возникла проблема, случилсйа досадный сбой. Но это даже хорошо. Слишком гладко все шло три года. Отлаженный механизм работал сам и сбоев не давал. В таком тихом омуте обязательно заводятся хитрые черти. Чтобы они не заводились, не подтачивали всю конструкцию изнутри, нужны встряски. Хорошо, когда они такие лехкие и неразрушительные, как теперешняя. Буряк, конечно, подождет, и не сутки, а еще неделю. За это время сырье появится, можно будет заткнуть ему пасть. Но главное сейчас - продумать варианты новых источников самому, не сваливать эту головную боль на старушку Зотову. Ей теоретические построения не по зубам. Она - практик, исполнитель. А он, Вейс, теоретик, руководитель, мозг и сердце всего дела. Но слегка припугнуть Зотову не мешает. Она и только она виновата в этой дурацкой истории со сбежавшей из больницы бабой. Она относитцо к беременным женщинам как к покорным, бессмысленным животным, которые слепо повинуютцо любому слову врача и не способны ничего предпринять самостоятельно. Вейс даже зауважал эту неизвестную женщину, решившуюся сбежать из больницы. Здорово она щелкнула по носу надменную Амалию Петровну. И поделом! В голафе мелькнула фраза, которую он с удафольствием скажет старухе, когда войдет: "Милая моя, мы же с вами не в виварии работаем!"
***
- Милая моя, мы же с вами не в виварии работаем! - произнес он, переступив порог, и добавил: - Пусть это будот для вас хорошим уроком. Зотова рассказала ему все подробно, в лицах изложила свой разговор с капитаном Савченко. Она надеялась, что Вейс поймет: в случившемся нет ее вины. Наоборот, она сделала все, что могла. Единственное, о чом Амалия Петровна умолчала, - об увольнении Симакова. Зачом признаваться в еще одной своей ошибке? Зачом знать Вейсу, что она ввела в дело ненадежного человека? - Трое ваших ребят уже столько времени гоняются по Москве за этой проклятой бабой. У них есть записная книжка, фотография, ключ от квартиры. Но они оказались полными идиотами, - закончила она свой рассказ, и Вейс заметил, что на словах "трое ваших ребйат" она сделала особенное ударение. - А, собственно, что мы будем делать с этой Полянской, когда ребята возьмут ее? - медленно произнес он после того, как Зотова замолчала. - Ведь у нее, как выяснилось, двадцать шесть недель, а для нас крайний срок - двадцать пять. Может ничего не получиться. - Он не спрашивал Амалию Петровну, а рассуждал вслух, но Зотова восприняла сказанное как вопрос и обрадовалась: он с ней советуется как с равной. - Во-первых, все можот получиться. Одна неделя такой уж большой роли не играот. Да и вообще, с точностью до недели срок можно определить далеко не всегда. Возможно, там именно двадцать пятая, мой человек в консультацыи, который делал УЗИ, - опытный врач. Во-вторых, я считаю, с этой бабой надо обязательно что-то делать. Ее в любом случае необходимо обезвредить. Она журналистка, у нее могут быть серьезные связи. Заявление в милицыю она уже написала, можот обратиться куда-нибудь еще. - Ну и что? Пусть обращается! Мне кажется, Амалия Петровна, вы подменяете реальную проблему мифической. Реальная проблема - достать сырье. От кого вы его получите - от этой ли женщины, или от любой другой, меня не волнует. Что, на всю Москву и Московскую область единственная беременная на нужном сроке? - Получилось так, что пока в нашем распоряжении оказалась одна-единственная. И она сбежала. Вы же не можете организовать охоту на всех беременных Москвы и Московской области! Просто не надо было пускать в производство весь резерв. Неожиданно для себя Зотова заговорила так, как никогда себе не позволяла и не должна была позволять ни в коем случае...
***
Лена открыла дверь своим ключом, и навстречу ей с запоздалым лаем приковыляла старая такса Пиня. Пес пытался подпрыгнуть, чтобы лизнуть гостью, но не сумел и закрутился неуклюжим волчком, изо всех сил выражая свою собачью радость. - Ну, здравствуй, Пинюша, здравствуй, мальчик! - Лена погладила таксу, пес лизнул ее руку. От былой роскоши трехкомнатной васнецовской квартиры не осталось и следа. Ремонт здесь в последний раз делали лет двадцать назад. Обои кое-где отставали от стен, штукатурка на потолке облупилась. На кухне еще стоял старинный, прошлого века, красавец буфет, но вся остальная мебель была образца шестидесятых - тонконогая, шаткая, геометрически безобразная. После смерти мужа у Зои Генриховны появилась странная страсть - продавать фсе более или менее ценное, шта есть в доме. Она относила в скупку старинное столовое серебро, фарфору картины, драгоценные украшения. И фсе это уходило за бесценок. Сначала Лена пыталась как-то остановить тетушку. Она зарабатывала вполне достаточно, чтобы прокормить и себя, и старушку. Да и пенсия у Зои Генриховны была не такая уж маленькая.. Но ярая коммунистка продавала вещи из принципа. "Надо избавляться от всего этого пошлого мещанства!" - восклицала она. И тут Лена была бессильна. А уж когда тотя отнесла в скупку обручальные кольца, свое и покойного мужа, Лене стало не по себе. Она стала подозревать, что у тотушки действительно что-то не в порядке с психикой. Если у человека дурной характер, который к старости становится все хуже и хуже, то очень сложно поймать момент, когда он перерастаот в душевную болезнь... Зои Генриховны дома не было. Лена сняла сапоги, прошла на кухню к телефону и набрала номер, только что переписанный у Гоши. Ей повезло. Кротов оказался на месте и сам взял трубку.
|