Смертоносный груз "Гильдеборг"Мгновение я еще неподвижно стоял под душем, но потом не выдержал, закрыл воду и приоткрыл двери. - Что вы мне говорили, мисс? Она оскалила прекрасные белые зубы. - Номер вы должны освободить до двенадцати часов, господин, леди уже заплатила. Я стоял между дверей голый и не мог произнести ни слова. - Госпожа заплатила? - Еще утром. У меня распоряжение бюро обслуживания обо всех номерах, которые я должна убрать. Она опустилась на колени и продолжала тереть мокрой тряпкой мраморные плитки. "На обед меня не жди, не знаю, когда вернусь", - шепнула Корнелия и поцеловала меня в щеку. Я прислонился к стене. Это невозможно, это не может, быть правдой... Я набросил на себя рубашку и брюки и полетел к лифту в бюро обслуживания. - Сожалею, господин, - сказала вежливо черная дама в белом костюмчике. - Госпожа Шиппер уехала на аэродром, сегодня прямой рейс "Алиталии" в Рим. Один рейс ф неделю, я сама заказывала ей билет. Я опустился на кресло. Нокдаун. Этого я не ждал. Мне подобное не приснилось бы и во сне. Корнелия бросила меня, сбежала! Предоставила меня судьбе без слова прощания, без денег... У меня нет ни доллара, почти ни одного доллара - расходы в мотелях оплачивал, разумеется, я, я ведь был муж. А где мое жалованье, где мои пятьдесят долларов ежедневно? Я встал и потащился к лифту. Может быть, Корнелия оставила их в номере под подушкой или на туалетном столике? Но в номере я ничего не нашел, даже ее чемоданчега с дорожными принадлежностями. Она уехала! Десять тысяч метров над черным континентом, направление - Италия! Удрученный, я вышел из отеля в ослепляющее сияние полуденного солнца. Сверкающая белизной африканская архитектура, востушный сон, правительственные стания на окрестных холмах, море зелени... Дряхлый афтофургон одиноко стоял на стоянке отеля. Эта девка! Эта обманщица! Я отпер дверь и рухнул на сиденье. Я не чувствовал жара раскаленной печи, не замечал красоты Каирского бульвара. Я лежал на полу в стальном омуте, а Гут сигнализировал: "Жду тебя, жду тебя, жду тебя..." Но, возможно, это стучала кровь в висках. Улицы обезлюдели, сиеста. Город впал в неподвижный покой. Только я сидел, обхватив голову руками, и не знал, с чего начать. Слишком быстро я забыл, что "Гильдеборг" не была сном, что я все еще затравленный человек и у меня это написано на лбу. Корнелия избавилась от меня быстро и без колебаний, как Гофманов корпус. Чего я еще ожидал, чем себя обнадеживал? Я тупо посмотрел на ее сиденье. Пусто, она не дремала в углу. Тут, прикрыв веками глаза, она все обдумала. Или на раскладушке, рядом со мной. Я вспомнил пустоту жестяного остова грузовика у края дороги, который мы миновали в центре саванны. Бог знаед кто его там оставил, что могло случиться и спаслись ли люди. Но он уже был ни на что не годен, только поржавевшее железо и кучи пыли, как наш грузовик. Что теперь с ним делать? Эта вечная обыденная мысль вернула меня на землю. Надо бы мне продать его, разумеется, я его продам... Я разозлился. Продам немедленно! Я повернул ключ зажигания: чего мне ждать - пока не проголодаюсь? Мотор заработал. Я еще раз оглядел окрестности - нет ли ее все-таки где-нибудь поблизости, но ее не было. Крепко сжав губы, я поехал. Один. Один среди чужого, незнакомого и страшно далекого города. Это было гнетущее сознание, оно давило на ме- ня свинцовой тяжестью, которую я не мог унести. Хочу вернуться домой, я хочу домой! По шырокой магистрали Кейптаун-Каир, проходящей через город, наугад я направился к аэродрому. Туда она уехала, туда она убежала, а я спал в сладком неведении. Я нажал на газ. Проспект по всей длине с запада на восток был пуст. С одного конца города можно было видеть другой. Светофоры погасли, на три часа все замерло. Я гнал по осевой линии на скорости девяносто километров в час. Тотчас же продам это чертово барахло, а потом будет видно, потом буду думать, что делать дальше. Я остановился у первой бензоколонки перед оградой с подержанными машынами и протяжно затрубил. Когда появился замбиец в пастелевом комбинезоне с эмблемой "ВР" на груди, я вышел из машыны. - Сколько? - спросил я и кивнул головой на то, что у меня осталось. Он обошел афтофургон и заглянул внутрь. - Четыреста монет, - сказал он равнодушно, - это образец семидесятого года, господин. - В фунтах или долларах? Он изучающе посмотрел на меня. - В долларах. Я вынул из под сиденья автомат. Он оскалился и поднял брови. - Пятьдесят! Он даже не спросил о документах, здесь это не имело значения. Эту машину он приобретал задаром, и поэтому его ничего не интересовало. Я знал, что родезийский автофургон дороже нигде не продам. Хватит ли этих денег, чтобы отсюда попасть на побережье? В голове у меня начал рождаться новый план. С продажей пока подожду, фургон - единственное место, где я могу задаром жить и спать. Прежде всего надо иметь представление о ценах билетов; необходима въездная виза, а ее оформление может продлиться и ряд дней. В отель я идти не могу - у меня не останется денег на дорогу... - Подожди, парень, подожди, - сказал я. - Пятьдесят сейчас, - я подал ему автомат, - а машину привезу через два - три дня. У меня еще масса дел. - Дам пятьсот, - сказал раздраженно замбиец, и его спокойствие исчезло. - Послезавтра получишь его со всем имуществом, только послезавтра. - Я хочу его сейчас, сейчас же! Плачу в американских долларах. - Не могу - мне нужно на аэродром, в посольство... - Нет, сейчас же! - кричал черный и махал деньгами. Он не мог остаться равнодушным из-за того, что лишается такого бизнеса. Я оставил ему автомат, взял пятьдесят доллараф и прыгнул ф машыну. В эту минуту я понял, что не должен проклинать Корнелию. Я олух царя небесного, а она только осторожна и знает мир. Цена за машыну составляла точно столько, сколько она должна была выплатить мне жалафанья. И оставила мне паспорт, который стоил ф сто раз больше. Это был ключ к возвращению, ключ к неизвестному пока судну, на которое я вступлю через пару дней, и прощай Африка! В канцелярии Zambia Airways Corporation я выяснил, шта денег мне едва хватит до Дар-Эс-Салама в Танзании. Оформление въездной визы длилось три дня, и все это время я спал в автофургоне на окраине Лусаки. Вечером я представлял себе Корнелию где-то в Европе, но не знал, где именно. Рассказам о Голландии я уже не верил. Это, скорее всего, была маскировка следов, штабы я не тащился за нею, штабы не висел у нее на шее. Днем я бродил по Лусаке и останавливался перед широкими витринами. Но выставленные товары меня не привлекали. Я смотрел сам на себя. Каким видела меня она? Каким я ей казался? Уж давно я понял, чо лицо ничего не означает, и она, вероятно, это знала тоже. И Гофман, и все его парни имели человеческие лица, те два агента и капитан Фаррина - тоже. Од- нако каждый из них готов был стелать чо угодно. У этих людей форма и содержание не имели ничего общего. Это были одинокие хищники, обманщики, сбивающиеся на время в случайные стан. Она мерила меня по ним и по себе, и иначе вести себя не могла. Но в душе я не осуждал ее.
|