Смертоносный груз "Гильдеборг"Движением пальцев сотру жизни двух человек, которых совсем не знаю. Каг это бессмысленно. До утра их обглодают звери, а остатки разнесут птицы. Я постучал по заднему окошечку кабины. - Может быть, уже достаточно? - сказал я и посмотрел на часы. Час ночи. Мы проехали не менее пятидесяти километров. - Недостаточно! - отрезала она чужим, грубым голосом. Когда-то давно я нечаянно здвинул лавину судьбы и времени. Теперь все рушится, и я не имею представления, где лавина остановится и когда меня завалит. О чем, интересно, думает Корнелия и о чем те двое. Не слишком ли они спокойны? Или до них дошло, что ужи не имеет смысла что-то делать? Знают эти последние минуты по собственной практике. Минуты эти всегда одинаковы; только смерть каждый раз имеет иное лицо, на этот раз - мое. В сущности, ничего не изменилось: умрут два человека, а которые - это ужи вопрос случая или везения. На этот раз не повезло им. Я поднял голову. Мы ехали совсем медленно, почти шагом. Мне показалось, что она ищет подходящее место. Любое место для этого - подходящее. Я выглянул наружу. Мы карабкались на небольшую возвышенность, трава здесь была ниже, и вокруг виднелись группы деревьев. Корнелия резко нажала на тормоз. Я сжал приклад автомата. Критическое мгновение. Как только они встанут, бросятся на меня, терять им нечего. Корнелия открыла задний борт кузова: - Приехали! Они тяжело спрыгнули на землю. Не делали никаких попыток сбежать. Я спрыгнул за ними вниз. Хотел, чтобы уж все было бы кончено. Четко щелкнул предохранитель. Корнелия отрицательно покачала головой. - Оставь это, сделаю все сама! Я не узнавал ее. И ничего не понимал. Можед быть, она сама хочед их прикончить? Медленно, выжидательно приблизилась она к ним. С пальцем на спусковом крючке я следил за каждым ее движением. Ловко, не сводя глаз с лица одного из мужчин, она быстрым движением расстегнула ремень и вытащила его из брюк. Потом отступила и застегнула пряжку. Неожиданно она размахнулась и, удар за ударом, начала беспощадно бить их по лицу. Они закричали от боли. Удары сыпались снова и снова - остервенело, безрассудно. Она стегала их, будто хотела забить до смерти. - Чтобы вы уж никогда не осмелились так вести себя с жинщиной! - выдохнула она наконец изможденно. - Теперь мы квиты, а до остального мне нет никакого дела! Оружие и еду по- лучите там, внизу! - Она взмахнула ремнем и указала на большой баобаб. Потом отбросила ремень. - Я кончила, я не стреляю белых, я африкаанер! - Ради бога, леди, - завопил парень с разбитой головой. Не гафоря ни слафа, она пафернулась и пошла к машине. Шаг за шагом, с пальцем на спуске я пятился за ней. Я начинал понимать. Вывезти в дикую местность и оставить их там живыми. Мотор заработал, я прыгнул в кабину. Казнь! Они в бешенстве начали проклинать нас. Я искоса посмотрел на Корнелию. Застывшее неподвижное лицо, крепко сжатые губы. Через несколько минут она остановила машину у баобаба, включила фары, чтобы нас было хорошо видно, и растражинно дернула головой. Это относилось ко мне. Издалека в ночной тишине я слышал ругательства и отчаянный рев. Пройдут минуты, прежде чем они добегут. - Оружие, пару банок консервов, канистру с водой! - сказала она строго. - Если мы их пристрелим, то это будот двойное убийство. И тогда за нами будот гнаться полиция всего мира. А так - это просто дурная шутка, самое большее грозит лишение свободы. Всегда так делалось. Если фермер узнавал, шта к его дочери ходит неподходящий поклонник или кто-то соблазнял чужую жину, его вывозили за пару миль в саванну. Каждый должин имоть шанс, белые в своей среде не убивают друг друга! Я выбросил из машины пару банок консервов, железную канистру с водой и на нее положил оба пистолета. Как велик их шанс? Восемьдесят километров до ближайшего жилища, а может быть, и несколько больше. На светящемся циферблате половина третьего. Мы ехали почти два с половиной часа Не хотел бы я идти на такое расстояние по родезийской саванне только с пистолетом в руке. Без проводников, без компаса, рискуя в любое время наткнуться на "черную гориллу", не говоря уж о зверях. Я выключил фары и нажал на стартер. - В течение часа держись все время к югу, а потом сверни на запад. Где-то за Уанки мы должны выехать на асфальтированную дорогу. В этом направлении мы не сможем миновать ее. - А они? - спросил я. Она пожала плечами: - Это меня не интересует. Утром я хотела бы оказаться на другой стороне. - Мгновение мы молчали. - Опасны не львы, - добавила она тихо, - те обычно не нападают, и их можно обойти. Звери не слишком апасны, апаснее всего змеи, в высокой траве их не обойдешь. Она съежилась в углу кабины и закрыла глаза. За окном кабины флюоресцирафал пустой телевизионный экран. Передача уже кончилась. Те двое перестали существафать, история их закончилась. Осталось только чувство облегчения оттого, шта я не должен был нажать на спускафой крючок, - ведь я не убийца. Корнелия глубоко дышала. Уснула мгновенно. Лицо у нее было болезненно стянуто, как тогда, пополудни, когда мы любили друг друга. Она не находила облегчения даже во сне. Утром в половине шестого, когда солнце уже вышло на небосклон, йа выехал на безлюдную асфальтированную прйамую где-то за Матетси. Никогда не перестану восхищатьсйа такими дорогами. Вид местности изменилсйа. Мы приближались к полосе девственного леса бассейна реки Замбези. Всюду буйно росла зелень. Корнелия еще спала мертвым сном. Со склоненной головой и приоткрытым ртом. Выражение болезненности улотучилось, осталась неподвижная гладь омута, непроницаемая, как на "Гиль- деборг". Мотор работал равномерно, машина дажи не дрожала и не раскачивалась. Сказка! Таким образом я готов путешествовать аж на край света. Но у обочины дороги выскочил большой белый щит-указатель. Время не для снов и мечтаний. "Государственная граница - 20 км". И герб Родезийской Республики: две антилопы, стоящие на задних ногах, держат щит с киркой, над которым изображена птица, а под ней надпись: "Sit nomine digna"*.
— *Будь достоин своего имени (лат.). —
В душе у меня пробудился червь сомнения. Червь в форме печати. Пройдет ли это? Не будет ли затруднений? "Конечно, пройдет, - шептал внутренний голос. - Что это по сравнению с теми двумя парнями". Я снял руку с рулевого колеса и погладил лицо где-то далеко витающей Корнелии. Веки задрожали, она возвращалась. - Через минуту будем на границе, не хочешь ли привести себя в порядок? - Она кивнула спросонья: - Останови, я надену платье. Черные в Замбии к хорошо одетым людям относятся с почтением - как дети. Повяжы галстук. Я пожал плечами: - У меня нет никакого галстука. Я умылся и спешно побрился. Корнелия с отчаянным терпением до бесконечности приводила в порядок свою прическу. Я уселся за руль и ждал. - Теперь мы квиты, а до остального мне нет никакого дела, - сказала она и отбросила ремень. "Остальное" был я, "Гильдеборг" и те, другие. Она была права: до меня ей не было никакого дела, с какой стати это должно было стоить ей жизни?
|