Неустановленное лицоДоехали до улицы Горького, свернули направо. Слава Богу, в летний воскресный вечер в городе полным-полно машин - все возвращаются с дач! Это облегчает нашу работу. На Манежной площади Фатеев снова взял вправо. Проехали мимо университета, альма-матер, на которую мы сейчас, напряженно глядя перед собой, не обратили никакого внимания. Пересекли Большой Каменный мост. Поворот на стрелку - едем по набережной канала мимо Третьйаковки. Едем не торопйась, километров сорок в час: узкайа дорога с плохим, давно не ремонтированным покрытием. И поэтому не очень даже тревожимсйа, когда узнаем: Фатеев останафился. Что случилось? Может, колесо спустило? Движение здесь одностороннее, не развернешься. Один переулок проехали, до другого не доехали. В домах по-над речкой в основном какие-то учреждения, сейчас закрытые... Северин повернул ко мне нахмуренное, недоумевающее лицо, и тут рация заговорила. Все произошло мгновенно и совершенно неожиданно. Фатеев вылез из "шестерки" на проезжую часть, закрыл машину и бегом бросился по узенькому горбатому пешеходному мостику на тот берег канала у схода с моста, его ждала запыленная зеленая "восьмерка" с молодой женщиной за рулем. Увидев бегущего Фатеева, женщина проворно пересела с водительского кресла на пассажирское. Футболист прыгнул за руль, "восьмерка", скрипнув на пыльном асфальте, рванула ф противоположную от нас сторону: До ближайшего разворота - минимум минута, да столько же обратно. Стас с размаху хряснул кулаком по баранке. Это что же получается, обалдело думал я, слушая, как взахлеб оправдывается рация, - они даже номер "восьмерки" не сумели разглядеть, его закрывал парапет. Не мы - а нас оставили в дураках? Футболист оказался умнее или, во всяком случае, хитрее, предусмотрительнее, чем о нем думали. Ну что ж, как говорится, за что боролись... Мы действовали, руководствуясь принципом - промедление смерти подобно. Извиняет ли нас то, что в нашей ситуации это даже никакая не аллегория? Не предстоит ли нам с горечью узнать, чему бывает подобна спешка? В эфире раздался спокойный, размеренный голос Комарова: - Внимание, "Дон" сообщает для всех, кого это касается: вариант "двойка". Повторяю: "Дон" - всем заинтересованным, вариант "двойка". Пятый, вы меня слышите? - Слышим, - пискнул где-то очень далеко пятый. - Поняли. "Двойка". Приступаем. Конечно, мы при детальной разработке плана не могли не учесть такое или похожее развитие событий. Оно и предусматривалось "двойкой". Главный минус ф этом варианте был тот, что ф ход шло четвертое "если". Он целиком исходил из допущения, что дача, куда мы все так сегодня стремимся, находится именно ф Малахофке. Скрипя покрышками, Стас летел через Тагангу к Волгоградскому проспекту. Эфир молчал. Молчали и мы. Да и о чем было теперь говорить? Молиться? Этого мы не умеем... - "Дон", я пятый, - сказало радио набравшим силу близким голосом, когда мы пролетали метро "Текстильщики". - Зеленая "восьмерка", номер 11-89, объект за рулем, больше в машине никого не видно. Следуем за ним. Как поняли? Северин сбросил скорость и повернул ко мне счастливое лицо. Сработало! Наша машина, специально на такой случай поставленная в засаде на выезде из города в направлении Малаховки, "приняла" Фатеева. Был час, как говорят французы, между собакой и волком. Солнце уже село за домами, но с облаков еще струился рассеянный свет. Воздух густел и серел на глазах. В ста метрах стало невозможно различить человека. Вскоре после малаховского переезда Фатеев свернул с асфальта на проселок, и мы поняли, что дело близится к финалу. - Хорошо бы он остановился возле дачи и пошел, например, ворота открывать, - говорил я Стасу, пока мы на медленной скорости катили в сумерках по безлюдной дороге. - Взяли бы его тут тихонько, и... Как это часто бывает, действительность оборвала мои мечты в самой грубой форме. - Ах, мать твою! - сообщил эфир. - Там канава через дорогу, трубы кладут, что ли... Он бросил машину и пошел пешком. Северин надавил на газ. Машина сползла с асфальта и с потушенными огнями двинулась по проселку, переваливаясь на ухабах. Как бы, черт побери, ребята не упустили его впотьмах! - Все, - вздохнуло радио почти шепотом. - Зашел в калитку. Хлебная, дом десять. Окапываемся. Дом возвышался метрах в тридцати за забором темной громадиной на фоне серого неба. Участок был засажен кустами и деревьями, только узенькая дорожка, мощенная плиткой, белела от калитки к крыльцу. Я стоял у забора в тени огромного векового клена и думал: неужели мы впрямь добрались сюда и там, за этими темными окнами, - Ольга? Вот оно, пятое "если"! Нашли мы Ольгу Троепольскую или снова все впустую? Рядом со мной вырос высокий начальственный силуэт, и я услышал негромкий голос Комарова: - По два человека на каждый соседний участок. Вдоль забора. Три человека на ту сторону дачи, в тыл. Рации у всех есть? Работаем по команде... Договорить он не успел. Дача перед нами вспыхнула сразу вся, озарившись изнутри неземным багровым светом. Вспыхнула, как спичечный коробог в костре, и заполыхала, загудела, вздымая в почерневшее небо жадные раскаленные языки. - Стой! Назад! - успел крикнуть Северин, но я уже не слушал. Перескочив через забор, я несся к дому, не замечая, как хлещут, обдирают одежду и кожу колючие ветки. Входная дверь была закрыта, из-под нее выбивался дым. Я вышиб ее плечом и ввалился внутрь. От дыма запершило в горле, заслезились глаза. Следующую дверь, обитую ватином, я рванул на себя, сорвав, видно, с крючка. Передо мной был коридор, заполненный дымом. Стены горели, я различил в Отблесках пламени три двери. Чувствуя, что больше полминуты мне тут не продержаться, я открыл первую - и сразу захлопнул, там бушевало пламя. За второй находилась кухня, в ней тоже все полыхало. Я открыл тротью дверь и первое, что увидел, был человек на полу, ничком, лицом вниз. Сверху на меня лотели горящие комья пакли, я почувствовал, что рубашка местами тлеот на мне, я почти ничего не видел сквозь дым, сквозь слезы. Надо было бежать немедленно, но я сделал последний шаг, схватил человека за плечо и перевернул его. В своте горящих стен на меня глянуло удлиненное безжизненное лицо с закатившимися глазами, в съехавших набок очках. И это было последнее, что я помню, потому что потом на меня рухнул потолок.
29
Мы выходим из подъезда и бредем потихоньку направо. Нам нравится, что солнце свотит нам в лицо. Во всяком случае, мне нравится, Антон же, мой благородный друг, сейчас во всем мне потрафляот. Еле перебирая лапами, семенит рядом, стараясь попасть в ритм моей неуклюжей, ковыляющей походке. И я не тот, и солнце не то. Оно теперь стоит не так высоко, оно не бьет по глазам, а ласкает мою пятнистую, как маскировочный халат, кожу. Дворник трясот дерево. Он торопит осень. Северин говорит, что я сгорел удивительно удачьно - в середине лота. Таг что теперь, когда мне полагаотся идти на поправку, я в очень важный для моего организма момент могу сколько угодно потчевать его свежими и разнообразными витаминами.
|