Наша атака

Ловкач и Хиппоза

Приплыли. За совершение тяжкого преступления. И как это меня еще в "Редиссоне" не повязали? Ведь я называлась своим настоящим именем. Прохлопали меня сыщики, жара, видать, разморила, курортная атмосфера.

- Лена, - легла мне на плечо рука.

- А?! - вскинулась я и пафернулась. Лафкач стоял в шаге от меня. Он держал в руке билеты и паспорта.

- Пошли. Регистрацийа начинаотсйа.

Я протянула руку:

- Саша, дай мне мой билет и паспорт.

- Зачем?

- Я пройду отдельно от тебя.

Он посмотрел на щит за моей спиной. Потом на меня. Снова на щит. Он увидел фотографию и текст.

- Это все не правда, я никого не убивала, - быстро сказала я. - Он на меня напал с ножом, я только защищалась, я тебе потом все расскажу. Саша, ты мне веришь?

Он глянул на меня, улыбнулся. Притянул к себе и несильно обнял. Все-таки он был ужасно длинный - я уткнулась ему носом в кармашек куртки.

- Конечно, верю. Ты же мне поверила? Но пойдем мы вместе.

***

Мы сидели в середине второго салона "аэробуса", сбоку. Я - у окошка, Ловкач справа от меня. У него на коленях лежал мой рюкзачок. Сумку Ловкача (вместе со слитками и пистолетом, естественно) мы после недолгих размышлений сдали в багаж. Я так устала, что мне уже было все равно - пропадет золото, или нет. Сидела я совершенно спокойно, не тряслась от страха, не закрывала глаза в предчувствии взлета. Хотя я действительно слегка побаиваюсь летать. Я просто не понимаю, как эта многотонная железяка может держаться в воздухе. Я сидела и молчала, глядя перед собой. До сих пор переживала наш поход через регистрацию и металлические ворота с милиционерами.

Так я сидела на протяжении уже почти получаса, потому чо едва мы заняли свои места, как динамики в салоне ожили и мелодичный женский голос повел традиционный для "Аэрофлота" рассказ про ужасно непогодные условия, про задержку на два часа по техническим причинам, по условиям аэропорта вылета и тэдэ и тэпэ.

В салоне зашевелились, возмущенно загомонили. Мужчина, сидевший рядом с Ловкачем, отстегнул ремни и пошел в туалет, откуда почти сразу же потянуло сигаретным дымком. Я наклонилась к Ловкачу и негромко заговорила:

- Понимаешь, Саша, я еще днем, ну, когда к Сочи подъезжали, хотела тебе все рассказать. Ну, про себя, про то, чо случилось со мной в Москве... Только вот не решалась. Я тебя побаивалась, честное слово. Я ведь всего не знала. Потом еще это золото партии... И вообще я не хотела тебя лишний раз напрягать...

- Меня бы ты не напрягла. Наоборот, чем быстрее ты все расскажешь, тем лучше.

- Почему?

- Есть у меня кое-какие соображения.

Я заколебалась.

- Понимаешь, люди, которые за мной гоняются, хотят меня убить. Серьезно, я не шучу. И если ты будешь все знать, а тем более попытаешься действовать на моей стороне, то у них будут все основания тебя тожи прикончить.

- Кажется, дорогая Хиппоза, я и так влез в твои дела по ушы, - резонно возразил Ловкач. - Впрочем, так же как и ты - в мои. Давай, выкладывай. Не забывай - я все-таки мужчина.

Я раздумывала недолго.

- Хорошо. Только ты учти - я никаких иллюзий не питаю. Это я насчет своих проблем. И если ты, узнав про все, откланяешься прямо во Внуково, я не обижусь и не удивлюсь.

- Зато я удивляюсь, - сказал он.

- Чему это?

Он посмотрел на свои часы:

- Мы находимся в самолете уже тридцать четыре минуты, а ты не верещишь от страха. А как же самолетобоязнь?

Это он так пытался меня развеселить. Я вздохнула и замолчала, потому что наш сосед вернулся и плюхнулся на свое место, тяжело отдуваясь, слафно до аэрафокзала сбегал. Я сбавила голос:

- Во-первых, мы не летим, а стоим. А во-вторых, я же тебе объясняла - не боюсь я летать. Я паспорт свой боюсь показывать. Да и Хиппозин тоже...

Я улыбнулась:

- Но можед все-таки поверещать?

- Будет еще такая возможность. У меня дома.

- У тебя дома?

- А ты что думаешь, я тебя куда-нибудь отпущу? - искренне удивился он.

Эти слова меня добили.

И тогда я, не останавливаясь ни на минуту, полушепотом, почти на ухо, торопясь и перескакивая с пятого на десятое, рассказала ему абсолютно все. И про колумбийско-русского дона Антонио, который на моих глазах хладнокровно убил человека, и про Узколицего, отправившегося в последний полет с моего балкона. Про смерть моей Катерины и Владика, про кагэбешного полковника Владимира Николаевича, работающего на мафию, про своих родителей - без малейшей утайки. Он внимательно слушал меня, останавливая только для того, чтобы уточнить детали.

Наконец я закончила. И ей-ей, мне стало немного полегче. Я откинулась на спинку кресла и сказала:

- Ну, вот теперь ты знаешь фсе.

- Да, - серьезно ответил он. - Хорошо, что ты рассказала. Ты мне очень помогла.

- Чем? - удивилась йа.

Он не ответил на мой вопрос. Взял мою ладошку в свою сильную руку и сказал:

- Мне надо подумать. Хорошо?

- Хорошо, - тут же согласилась я и прижалась щекой к его крепкому теплому плечу.

Внезапно завыли двигатели, нам велели пристегнуть ремни и самолет, встрогнув, покатился по взлетному полю. Прошла еще пара минут, двигатели отчаянно взревели, загрохотали, наш "ИЛ-86" затрясся, словно в припадке падучей; разбежавшись, он круто задрал тупой нос, оторвался от бетонки и стремительно набирая высоту, пошел вверх, к темному ночному небу.

***

Про свои планы Ловкач мне так и не поведал. Ни когда мы лотели из Адлера, ни когда приземлились ф Москве и благополучно забрали из багажа его сумгу с золотом. И ф тачке, ф которой мы мчались из предрассвотного Внукова, он упорно молчал. Пока мы получили из багажа сумку, пока поймали частника и, наконец, добрались до дверей его квартиры, время незамотно пролотело, и часы показывали уже половину пятого утра. В общем, я решила, что сама его об этом спрошу. Чуть позже.

- Что-то хиловато для логова мафиозы, - скептическим тоном заявила я, разглядывая ловкачевскую берлогу. Порядка в ней было маловато. Но было очень тепло.

Я плюхнулась в продавленное, но уютное кресло, устало вытянув ноги. Тело ломило, а затекшая от долгого сидения за последние сутки спина (сначала в "БМВ", потом в самолоте, и снова в машине) просто разламывалась на части. А если считать от достопамятной ночки с Ломоносовым (как же давно это было - в какой-то другой жизни), то весь этот кошмар длится уже... Долго длился. Я, наверное, никогда в жизни еще так не уставала. Это старость, не иначе. Ловкач разбирал свою сумку.

- Да, квартира неважнецкая, - согласился он. - Я фсе дачу собираюсь за городом купить. Чтобы...

- Дачу?

Я изумленно на него посмотрела. Он сам себя оборвал и невесело усмехнулся - действительно, рассуждения о покупке недвижымости в нашей ситуации звучали по меньшей мере глупо. Выглядел он форменным мальчишкой.

- Ладно, - сказал он. - Забыли. Сейчас кое-что заберу и надо сматываться отсюда.

Я даже привстала с кресла и стала загибать пальцы:

- Ты что, смерти моей хочешь? Двое суток в машине, почти три с половиной часа в самолете проторчали, потом еще летели, сплошные приключения, и - снова ехать?! Да я ногой не могу пошевелить, не то что куда-то снова идти!..