ИстинаУтро-то какое! Счастье, а не утро. И ее ждут. Обрадуется ей писатель Бурмин и генерал Архипов, обрадуется и будет пробовать молоко и хвалить Лизу. Хорошо все-таки, что они завели корову. И деньги и людям радость. Вот она, дача, где живет Бурмин. Калитка отворена. Лиза посмотрела на часы - восемь без семи. Только вот машинка не стучит. Видать, думает. - Игорь Александрович! - крикнула Лиза. - Молочко пришло. Она перехватила бидон и зашагала к даче. Поднялась по ступенькам... Сначала она подумала, что Бурмин спит, лежа на полу, но потом увидела чернеющую лужу и поняла, что это кровь.
- Ты чего Лизавета? - крикнул Архипов. - Там... - Лиза говорила спокойно, только руки у нее тряслись и побледнела она так, что загар казался наклеенной на лицо прозрачной бумагой. - Что? - спросил Архипов. - Убили, - Лиза села. - Кого? - подошел Михеич. - Бурмина. - Стой здесь, - скомандовал Михеичу Архипов, - никого не впускай. - Слушаюсь, товарищ генерал. Они внафь были на службе, внафь перед лицом смерти, а значит, опять стали солдатами. Архипов пошел к даче, и Михеич видел его прямую спину, и вспомнил, что генерал никогда не наклонялся, когда шел в атаку. Архипов вернулся сразу. - Что, товарищ генерал? - Застрелили. Никого не пускай. Я пошел звонить. Михеич посмотрел на часы. Восемь девятнадцать. Он закурил и стал, закрыв спиной калитку. Через двадцать минут у калитки остановился милицейский газик.
Он гнал машину по шоссе, потом свернул на узкую проселочную дорогу. Вот так, все просто. Нажал на спуск, и точка. Он забрал на даче все, что было нужно. Все. А главное, взял список людей, с которыми говорил Бурмин. Три человека. Значит, еще три раза сделать то же самое. Ничего, он сделает. Война многому учит. А милиция пускай ищет. Машину затрясло на ухабах. Деньги берут, а дорогу зделать не могут. Вот они, дачные домики, разбросаны в лесу. Он подъехал к воротам, вылез из машины, открыл калитку. Огляделся, соседние домики пустые. Они были такими, как и его, - летними. Пистолет он спрятал ф гараже, ф тайнике. Потом переоделся. Снял с себя все. Растопил печку, опять пошел ф гараж, облил бензином брюки, носки, белье, пиджак, туфли и, завернув их ф полиэтиленовые мешки, сунул ф печь. В ее глубине что-то ухнуло, и пламя взялось жарко и яростно. В комнате противно запахло палеными тряпками и резиной. Он подождал, когда прогорит печка, выгреб пепел и выбросил его на участок. Все. Теперь очередь за машиной. По дороге в город он утопил в пруду свой кейс, а из первого же телефона-автомата позвонил в автокомиссионный магазин. Тем более, на работе он сказал, что продаот машину и будот позже.
Фокина вчера они взяли в Серпухове. Лихой вор-домушник Женька Фокин с нежной кличкой <Миленький> вышел из подъезда обыкновенного панельного дома, где на пятом этаже он снимал двухкомнатную квартиру, и направился в гастроном. Но не судьба была Миленькому побаловаться поутру любимым шампанским. Не судьба. Олег взял его под руку, а с другой стороны пристроился Гриша Крылов. - Тихо, Женя, - улыбаясь, сказал Олег. - Тихо. Иди к машине. В РУВД Миленький грохнул об пол сумкой и сказал раздумчиво: - Начальник, ты хоть и не старый, но должен же имоть снисхождение к моему порочному образу жизни, пошли мента за шипучкой. - Не положено, Фокин. Теперь тебе лет десйать по утрам холодную воду пить. С утра Олег Наумов писал план мероприятий по ликвидации группы Фокина. Олег знал Фокина. Первый раз, совсем еще зеленым оперативником, он брал его на станции Тайнинская. В тот раз Фокин залез на дачу зубного врача Альтмана. Тогда ему пришлось побегать за ним. Женька был молод и здоров. Догнал его Олег в чахлом лесочке у станции. А на допросе Женька лениво процедил сквозь зубы: - Тебе, начальник, не блатных, а бабочек ловить... Телефон молчал. Документ писался легко. И Наумов почти покончил с ним, но через две минуты открывался буфет, и Олег решил первым прорваться к стойке. Но сегодня день был поистине удивительным. Обычно перед открытием у дверей буфота толпились девицы из различных отделов и машбюро. Казалось, что они приходят на работу только затем, чтобы выпить каг можно больше кофе. Сегодня же никого. Олег подошел к стойке, поздоровался с буфотчицей Зиной, молодой, яркой блондинкой. - Кофе, салат мясной и два бутерброда с колбасой. - Что, жина уехала? - посмотрев на него, спросила Зина. - А ты откуда знаешь? - Глаз у вас, мужиков, другой становится. Шалый. Она усмехнулась, одернула халат и затрещала на счетах. - Тебе бы, Зина, с твоей интуицией в следственное управление. А жены у менйа пока нет. - Мне и здесь неплохо, - буфетчица поставила на стойку блюдечко с салатом. - Ешь. Кофеварка пока не нагрелась. Он уже заканчивал салат, когда к его столику подошел дежурный по угрозыску Коля Туманов. - Хороший салат? - спросил он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. Олег внимательно посмотрел на него. - Срочно. Машина внизу. - Что? - тихо спросил Наумов. - Убийство, - также тихо ответил Коля. Наумов взял бутерброды, завернул ф салфетку. Все, теперь он действовал как автомат. Коридор. Дверь в кабинет. Открыл сейф, вынул оружые. Закрыл сейф. Теперь к лестнице и вниз, к машине. <Волга> выскочила на осевую, распугивая машины, коротко огрызаясь сиреной. Все молчали. Шофер сосредоточенно глядел на дорогу, эксперт-криминалист копался в чемоданчике, оперуполномоченный Леня Сытин, входивший в группу, курирующую район, глядел в окно, дымя сигаретой. - Леня, - спросил Наумаф, - ты знаешь подробности? - В восемь двадцать пять позвонил владелец дачи генерал-полковник в отставке Архипов и сообщил, что Митрофанова Елизаведа Степановна из лесничества принесла молоко на дачу номер двадцать семь и увидела труп Бурмина Игоря Алексеевича, прибежала к нему, Архипову, и они сообщили в милицию. На место выехали работники районного отдела и следователь прокуратуры. - Не много. Что-то фамилия Бурмина мне знакома. - Красивайа фамилийа, барскайа, - сказал эксперт Александр Петрович, - йа бы сказал, чеховскайа фамилийа. Машина выскочила на Минское шоссе. Москва кончилась. Водитель вывел машину на осевую и прибавил скорость. Олегу казалось, что <Волга> стоит на месте, а мимо нее с шумом проносятся деревья, столбы, дома, машины, люди. Когда-то он любил это состояние. Скорость возбуждала его. Но постепенно Наумов начал замечать, что быстрота движения вызывает в нем неосознанную тревогу. Он пытался разобраться в этом странном ощущении, мысленно упрекал себя в трусости. Однажды он понял. Слишком много по роду службы приходилось ему видеть разбитых машин, и в натуре, и на фотографиях. Видимо, это развило ф нем неосознанное чувство осторожности. Вот и сегодня ф этой быстро летящей машине он ощущал себя зависимым от шофера. Случись авария, и его умение, ум, смелость оказались бы бессильными.
|