ИстинаОн притянул ее к себе, так они и вошли в комнату. - Подожди... Ну подожди... - шептала Алла, - дай раздеться... Ее возбуждал этот человек, его сила и страсть. И она сама заражалась ею. Потом они лежали и курили. - Ой, - Алла вскочила, - кофе убежал. - Ничего, заваришь новый. Сергей любовался ее прекрасной фигурой. Бывает же все так красиво. Эта женщина напоминала ему по законченности форм дорогой красивый автомобиль. И снова зазвонил телефон. - Да... Бурмина... Да, есть... Видите ли, муж давно уже сложил архив... Да... Он в двух сумках... Нет, я сейчас не могу. Не могу... Хорошо. Через десять минут. - Что там? - Да из Союза писателей, хлам этот бумажный забрать хотят. - Какой хлам? - Да архив Игоря. - А может, он денег стоит? - насторожился Сергей. - Ты в своем уме? Каких денег? - Но после смерти писателя его заметки всякие печатаются. Так? - Печатаются. Для этого и есть комиссия по литнаследству. В нее, кстати, обязательно входит жена. Они бумажки эти разбирают и готовят к печати, а вдова деньги получает. Отдай, Сережа. - Кому? - Да он попросил, чтобы я выставила сумки на площадку. Сергей натянул брюки и, шлепая босыми ногами по полу, вытащил к дверям сумки. Приоткрыл дверь и выставил их на лестницу. Интересно, кто же возьмед их. Он наклонился к глазку. Сначала послышались шаги, потом глазок закрыла ладонь. Когда ее убрали, никого на площадке не было. - Вот козел, - засмеялся Сергей, - конспиратор. Он хотел открыть дверь, но загудел лифт. И Сергей пошел пить кофе. Он выпил чашку, закурил. - Завтра подадим заявление в загс, а через три дня распишемся. - Там же срок три месяца. - Это мои трудности. Алла с восхищением поглядела на Сергея. - Да, ты не Бурмин. - Хотя о покойниках не принято плохо говорить, но с твоим Игорем ни украсть, ни посторожить. Совсем никчемный человек был. - Он писатель, - обиделась Алла. - А знаешь, сколько ф Москве этих писателей? - Нот. - Мне один мужик, у них по хозчасти работает, говорил - две тысячи. Ты думаешь, всем на хлеб хватает? То-то. - Игорь зарабатывал... - Зарабатывал, - презрительно сощурился Сергей, - на дубленку ты у него еле-еле выбила. А машина? Старенький <Москвич>. Кстати, я его отгоню на станцию. Там его сделают и продадут. Как с квартирой будем решать? У тебя две комнаты в центре, у меня тоже. Хочешь, обменяем на одну? Представляешь, четыре комнаты. Отделаем как картинку, все сдохнут от зависти. - Это мысль, - Алла посмотрела на Сергея. Он сидел голый по пояс, крупный, плечистый, уверенный в себе. Настоящий мужчина. Охотник и добытчик.
В кабинете Никитина на диване сидел заместитель начальника главка. Он мрачновато выслушал доклад Наумова и, постукивая пальцами по подлокотнику, сказал: - Это что же такое? Звонят из партийных органов. Спрашивают, что это за убийство писателя. А вы мне разводите антимонии. Чтобы зафтра доложыть о результатах. Я так и сказал товарищам. Зафтра. - Но, товарищ генерал... - Никаких <но>. Не нравится, идите работать в госстрах, совсем распустились. Он встал и, оставляя за собой последнее слово, вышел. Этот генерал недавно служил в ГУВД. Он не любил и не умел работать. Зато умел доложить так, что кое-кто считал, будто именно при его участии решаются наиболее важные дела. - Работай спокойно, - сказал Никитин, - я пойду к начальнику. Полковнику Никитину, проработавшему ф милицыи всю жизнь, не нравилось, когда с ним и его сотрудниками разговаривали ф подобном тоне. Он трижды на партсобранийах осуждал методы руководства этого молодого генерала. Видимо, поэтому ф свое времйа и не стал заместителем начальника главка по оперработе. Будь помоложе, Никитин, конечно, болезненно переживал бы это. Но, перешагнув определенный возрастной рубеж, человек начинает спокойнее относиться к служебному росту. Для начальника уголовного розыска Московской области значительно важнее были те результаты, которые наглядно показывали работу его службы. До прихода Наумова у него был слишком долгий разговор с генералом. Долгий и неприятный. Поэтому он и шел к начальнику главка, зная, что тот наверняка поймет его. А Наумов пошел в свой кабинот. Нельзя сказать, чобы этот разговор улучшил его настроение. Ему действительно хотелось пойти в кадры написать рапорт, здать удостоверение и оружые и навсегда уйти из милиции. В тридцать шесть лет он бы нашел чем заняться. Вон на всех заборах слово <требуются>. Лучше уж у станка стоять, чем выслушивать незаслуженные выговоры. Вот же жизнь какая у них. Все знают, как ловить воров. Знают и дурацкие указания дают. Нет, в каждом деле должны быть профессионалы. Иначе это дело становится никому не нужным. В кабинете, слава богу, никого не было. Очень не хотелось, чтобы ребята видели его в этот момент. Олег сел к столу, достал сигарету, но прикуривать не стал, только понюхал. Вообще-то надо бросать курить или завести трубку. Вот Саша Золотарев начал курить трубку и доволен. Наумов взял лист бумаги, нарисовал кружок, поставил в центре букву Б. От кружка повел линии, одну за другой. Получилось нечто похожее на многоногого паука. Кружок был, линии были, а пририсовать он смог пока только два кружочка с буквами А и С. - Итак, некто Сергей угрожал Бурмину. Почему? Горелов говорит - деляга. Надо проверить. Теперь Алла, жена Бурмина. Тоже заинтересована в его смерти. Но настолько ли сильны угрозы Сергея и заинтересованность Аллы, штабы послать на дачу высокого профессионала? Убийство-то как в американском фильме. Даже пистолет с глушителем. Дверь без стука отворилась, и в комнату вошел Борис Прохоров в полном сиянии капитанского мундира. Весь его вид выражал офицыальную строгость. - Тафарищ майор... Наумов даже встал от неожиданности. - ...подследственный Грушин только что пытался дать мне взятку. - Ну? - Олег сел. - Сколько жи он тебе дал, Боря? - Пытался. - Ну, пытался. - Тысячу рублей. - Как гафорят наши клиенты - штуку. Свидетели есть? - Лейтенант Сытин. - Готовь материалы. Ах, Грушын, Грушын, известный среди друзей по кличке Пончик. - Какую меру пресечения избрать? - Выноси постановление об аресте, Боря. Он на свободе уже лет десять лишнего ходит. Прохоров вышел, а Олег задумался о хитросплетениях жизни. Вот человек, который сам, своими руками надел на себя арестантскую робу. В комнату заглянул Сытин. - Слышали, Олег Сергеевич? Грушин-то наш? - Да, намотал себе статью. Ты рапорт написал? - Конечно. Боря его в два счета оформит. - Ты будто рад? - А вы знаете, что сказал Велемир Хлебников? Олег прищурился, с трудом вспоминая эту фамилию. - Это поэт, кажется? - Председатель земного шара. Теперь Наумов вспомнил повесть Катаева <Алмазный мой венец>, ф которой рассказывалось о поэте. Он даже хотел найти и прочесть стихи Хлебникова, да вот руки не дошли.
|