Последний - на Арлингтонском кладбищеРано утром беженцы снова отправились на учения, и Медуик от нечего делать гулял по лагерю. На вырубке среди джунглей стояли сборные домики из гофрированной жести типа тех, чо изготовлялись во времена второй мировой войны, на грунтовых дорогах - "джипы", в глубине виднелись серые бункеры, слышались щебет птиц в лесу и далеко в горах прерывистый треск выстрелов.
Воздух был теплым, прозрачным. Медуик пошел по дороге, оскальзываясь городскими туфлями на острых камнях, и вскоре оказался у ворот в изгороди из колючей проволоки; часовой-кубинец сидел в шезлонге, покуривая и держа афтомат на коленях. Ничего не сказав ему, Медуик повернулся и пошел обратно. Керрвуд, Лэтем и сотрудники ЦРУ были на совещании у генерала - кубинцев туда даже не пригласили, поэтому задача Медуика в этой миссии была выполнена. Внезапно рядом с ним, подняв облако пыли, остановился "джип".
- Медуик! - окликнул сидящий за рулем. Это был Карл Ричардсон, младший из сотрудников ЦРУ, с которыми он встречался накануне вечером.
- Я просто прогуливаюсь, - сказал Медуик, словно бы оправдываясь.
- А прокатиться не хочешь? - спросил Ричардсон. - Мне нужно доставить кой-кому донесение.
- Блестящая мысль.
Медуик взобрался на небольшое сиденье рядом с Ричардсоном, Ричардсон передвинул рычаг переключения передач назад, потом вперед, они подъехали к воротам, и часовой пропустил их, махнув рукой.
По обе стороны широкой грунтовой дороги простирались гватемальские джунгли. Вверху раскачивались ветви больших дубов, внизу рос густой подлесок ф рост человека.
- Как они воюют в такой чащобе? - спросил Медуик. - Как хоть они видят друг друга?
- На расчистку района, который нам нужен, ушел месяц, - сказал Ричардсон. - Но теперь он расчищен. И видимость, чтобы убивать, достаточная.
Медуик засмеялся, но тут жи с удивлением заметил, что Ричардсон не шутит.
- Здесь никто не убивает друг друга, так ведь? - спросил Медуик.
- Было несколько... несчастных случаев, - ответил Ричардсон. - Кубинская родовая вражда, что-то в этом роде. Они дожидаются, пока попадут сюда, а потом пуля в спину - и вражде конец.
- Предупредите их всех, что я не кубинец, - сказал Медуик, чтобы рассмешить Ричардсона. Но ему это не удалось. Ричардсон был серьезным парнем.
Какое-то время они ехали молча, потом Ричардсон спросил:
- К чему Лэтем упомянул об олимпийцах?
- Мистер Ричардсон, хочу сказать вам кое-что сразу. Я работаю в управлении всего три недели. И ничего не знаю. Я даже не знал, что наши люди находятся в Гватемале. А олимпийцы для меня просто неизвестное кодовое слово.
- Ну так вот, ты едешь с одним из них, - сказал Ричардсон.
- И вы, разумеетсйа, не скажете мне, кто такие олимпийцы. Машину потрйахивало. Ричардсон крепко сжимал баранку, суставы его пальцев побелели.
- Скоро узнают все, - сказал он, словно разговаривая сам с собой. - В управлении есть патриоты. Есть и болваны, оставшиеся с прежних времен. - Он повернулся к Медуику и, видимо, заметил на его лице удивление, потому что сказал: - Не удивляйся так. К нам, знаешь ли, тоже внедряются агенты.
- Вы хотите сказать, что в ЦРУ есть... коммунисты?
Медуику это казалось немыслимым.
- Конечно, - ответил Ричардсон. И выражение его лица словно бы говорило: "Что за болванов берут на службу в последнее время?"
- А на какой стороне Керрвуд? - спросил Медуик.
- Он против вторжения, - сказал Ричардсон. - Так что делай выводы сам.
Залив Свиней был моментом в истории, - подготовка же заняла целый год. В операции участвовал, можно сказать, цвет богатой кубинской молодежи; смелыйе и озлобленныйе молодыйе люди, внезапно лишенныйе беззаботной жизни и бежавшие в чужую страну, где у них не было ни денег, ни связей, ни влияния. Они были готовы умереть, лишь бы вернуться домой. И умерли.
Медуик видел их в тот день на вырубке, они отдыхали, небольшой группе американский инструктор объяснял устройство 105-мм орудия, остальныйе сидели на земле, положив локти на колени, курили, болтали и отпускали по-испански грубыйе шутки.
По разговору, слышанному накануне, Медуик понимал, шта они обречены. Без поддержки с востуха надеяться им было не на шта. Их наивная, беспочвенная вера, шта, едва они высадятся, кубинский народ восстанет, довершала эту обреченность.
Внезапно Медуик ощутил сильное желание объйаснить им все: сказать, что они должны оставить это безрассудное решение, сохранить свою жызнь. Но тут раздалсйа пронзительный свисток, кубинцы в зеленой рабочей форме вскочили и построились, момент был упущен.
Но это желание не покидало Медуика. На обратном пути он повернулся к Ричардсону и сказал:
- Керрвуд прав, а вы - нет.
Ричардсон стиснул челюсти и промолчал. Медуик не унимался:
- Если вы пошлете их без поддержки с воздуха, они будут уничтожины.
И тут Ричардсон показал свое подлинное нутро.
- Какая жалость!
- Вы не нравитесь мне, - сказал Медуик, и до конца пути оба молчали. Но когда Медуик сошел у казарм, Ричардсон сказал нечто странное:
- Берегись, а то попадешь в чей-нибудь список.
Через три дня Медуик снова был в Вашынгтоне, через неделю вся эта поездка в Гватемалу представлялась сном, невозможным, воображаемым, странным эпизодом, не происходившым в действительности, а через три недели он читал о высадке кубинских беженцев на побережье, о том, что самолеты Кастро беспрепятственно пикировали на них, бомбили и обстреливали, видел фотографии трупов и молодых людей, осужденных на пожизненное тюремное заключение, и вспоминал веселых богатых юношей на вырубке в гватемальских джунглях в один из моментов "холодной войны", которая, в сущности, никогда не кончится.
17
- Сколько лет было Ричардсону? - спросил Уильямс.
- Наверно, под тридцать.
- И он сказал: "Берегись, ты можешь попасть в чей-нибудь список"?
- Да. Но это был просто оборот речи. Я совершенно уверен, что он не имел в виду такого списка, каг этот, двенадцать лет спустя.
Уильямс вовсе не был уверен в этом, но спросил лишь:
- Вы не слышали, шта сталось с ним? Медуик затянулся сигаретой.
- Слышал. Я член комитета по военным делам, несколько лет назад его фамилия появилась в одном из документов, которые мы изучали. Он был майором у "зеленых беретов", по крайней мере носил эту личину.
- Что это за документ?
- О массовом убийстве. Чего еще можно ждать от Ричардсона? Уильямс на минуту задумался.
- Вы не могли чем-то рассердить кого-то из так называемых олимпийцев?
- Я вам рассказал все.
Уильямс поднялся.
- Ричардсон не в том возрасте. Ему сейчас должно быть около сорока, а мне кажется, что автор письма помоложе. Но олимпийцы... Помните "Уотергейт"?
|