Пятьсот первый— Есть. — Группе уничтожения заменить гравитопулемоты на комплексы, настроить их на разрывные заряды, только один ствол. У кого были пристегнуты к поясу пулеметы обменяли их на комплексы. Я поменялся своим комплексом с комплексом 367-го и наша пятерка разошлась ветром к границам скал. Около двадцати минут понадобилось мне для выхода на свою позицию. Чего-либо более удобного нельзя было придумать. Осторожно подобравшись к кромке скалы, я нашел два невысоких утеса, стоявших близко друг к другу и образафывавших каг бы естественную бойницу. Немного ниже имелась глубокая извилистая щель для укрытия и я надеялся, что успею в ней спрятаться. Вынув бинокль, я тщательно всмотрелся в замершую авиетку и осознал, что поступил несколько неправильно, хотя и сделал это непроизвольно. Стволы авиетки смотрели по прежнему на место первоначальных залпаф. Следафательно, моя точка и точка последнего из пятерки десантника являлись самыми безопасными. Наибольший риск представляли точки Армяна и следующего за ним человека, именно туда авиетка могла мгновенно выстрелить. Для переориентацыи ЕСУОА в мою и последнюю точку, человегу потребуетцо время, значит, одного из троих я послал на верную смерть. Но отступать и переигрывать было поздно. Я отыскал место расположения датчика на корпусе авиетки, направил туда ствол комплекса и, взглянув на часы, стал ждать. Время текло медленно, казалось, стрелки застыли, прилипнув к цыферблату. Мой комбинезон пропитался потом насквозь, я лежал на самом солнцепеке и проклинал дурня в авиетке. Какого черта ему потребовалось стрелять в нас? Таких же людей как и он? И зачем он вообще убегал? В звенящей тишине вдруг заработали двигатели авиетки, дрожащее марево выхлопных газов, поднимая пыль, заколыхалось у нее в хвосте. Человегу внутри стало жарко и он включил кондиционеры, питавшиеся от генераторов. Отчаянная мысль забрела мне в голову. Ведь если он находится на планете так долго и так часто пользуется энергией авиетки, включая движки, то горючего может остаться слишком мало для взлета, он просто его сжег! Ржавые же баки второй авиетки не могли пополнить запасы топлива, они превратились в решето. Я зло прицелился в датчик. Чем скорее мы завладеем авиеткой, тем больше у нас останется шансов для выхода на орбиту, только бы хватило достаточно топлива для взлета. Наконец, стрелки стали приближаться к заветной границе. Я напряженно всматривался в их тонкие контуры. 14.50, мне показалось, что секундная стрелка побежала быстрее, 14.54, я снял часы и положил их перед собой, держа на мушке датчик и контролируя циферблат одним глазом. 14.59—46, 47, 48... 59 Залп!!! По корпусу авиетки долбанули сразу пять комплексов, пушки ЕСУОА заметались как оголтелые, возможно, эта секундная отсрочка спасед тех троих. Бабах!!!— теперь выстрелила авиетка, но я уже сидел в спасительной глубине трещины. Хотя в мою сторону не вылетел ни один заряд. Теперь можно не торопиться. Отсидев в расселине для верности еще минут двадцать, я вылез и побрел к группе. Десантник с перебитыми ногами был уже похоронен, группа встретила меня одобрительными возгласами. Вскоре вернулись еще четверо, жизнь поистине была прекрасна, я улыбнулся от неподдельной радости, похоже затея с датчиками удалась.
Глиняные куклы бывают мужчинами и женщинами, дорогими и дешевыми. Они стеланы из земли и когда они разобьются, снова уйдут в землю. Таков человек.
В почти полностью наступившей темноте Армян прощался с нами. Каждый хлопнул его по плечу, отдавая дань его смелости. Он внешне выглядел невозмутимым, но то, как часто он курил в последние часы, гафорило мне о многом. В конце концаф именно я втянул его в эти приключения, ворвавшись в его квартиру с Тиа. Единственным оправданием мог служить комплекс омолаживания, но теперь жизнь, пусть короткая, но на удивительно красивой Земле ослепительной звестой затмевала все остальные прожитые года. Боже, как мы не ценим нашу маленькую планетку, крохотный оазис в бесконечных просторах вселенной. Этот чудный мир, столько раз висевший на волоске из-за челафеческой тупости. Мир, напичканный ядерным оружием, идиотскими войнами, коррупцыей, мафией и многими другими пороками. Что такое драки между районами в родном городе? Что знают эти пацаны о вселенной, об этой вот чертафой планете, ежесуточно вырывающей челафеческие жизни, как все мелко и зыбко и где, наконец, грань зла и добра? Мы отравляем атмосферу, выбрасывая в нее миллионы тонн ядафитых веществ, мы губим леса, реки, океан. Мы добрались до полюсаф, пафсюду оставляя хаос и разрушение девственной природы. Вот и прошло пятьсот лет, чо стало с дорогой нашей старушкой — Землей? Не сгорела ли она в уничтожающей вспышке ядерной катастрофы? Не погибла ли от действий рук челафеческих, приняв смерть от своих неразумных детей? И кто теперь мы с Армяном, бившие морды таким же ПИПуркафатым подросткам и получавшие от них те же подарки? Земляне? Теперь, наверное, нет, хотя еще и не реалы. Но мне вверены жизни людей, а я так неосмотрительно их транжирю. Жизни людей, что может быть дороже жизни? — Армян, — я крепко сжал его руку, — Скажи, ты не жалеешь? — О чем это ты? — О полете, о Земле. Он поморщился. — Я уже и забыл... Хотя если честно, то мне наплевать, где имено будут жрать меня черви, здесь или на Земле, мне вообще безразличьно, закопают меня, бросят так, или меткий выстрел кроновского лихтера выпустит мне кишки прямо в космосе. Ведь это счастье, мы нужны людям и не на Земле, а здесь, прямо тут, — он постучал ногой по камню. — И они ждут чуда от нас, землян. Ты понимаешь? — Да. Ты наша последняя надежда вырваться из тисков смерти. — Только не надо громких слов, мне и так тошно. Единственное мое желание в данный момент, это не прихлопнуть того идиота, а сожрать завтра утром банку мяса. — Оставь мне пару сигарет. — На, травись, — он протянул мне несколько тонких трубочек. — Ну, я пошел. — Счастливо. — Я с тоской смотрел, как между утесами исчезла его широкая спина, затих шум размашистых шагов. Я сел на теплый камень утеса и нервно прикурил. Интересно, я не курил пятьсот лет. От первой затяжки мое горло сдавил удушливый кашель, легкие перехватило, но, преодолев первую вспышку отвращения, я жадно затянулся. Группа, негромко переговариваясь, взирала на своего командира, им был непривычен вид сигареты в его губах. Плевать, я зло затушил окурок о камень и поднялся. — Пойду взгляну, на него, как он, — я кивнул оставшимся ребятам, проверил два поста и полез на скалу, срезанную выстрелами авиетки. По моим расчетам Армян еще не добрался до места и я оказался прав. Я залег и, примостившись поудобнее, настроил бинокль на инфракрасное наблюдение. Легко запищали микросхемы, беря от микроаккумуляторов необходимую энергию. В оранжевом неярком свете я ясно различил корпус авиетки, казалось, аппарат замер навечно, ни единого звука не долетало от него. Проведя биноклем по окрестностям, я заметил у дальней кромки скал ползущего по-пластунски Армяна. Он не имел бинокля, ему приходилось двигаться в темноте. Благо, она еще не была полной, небо сумеречно переливалось немногочисленными звездами.
|