Операция "Снегопад"
- Вы... кха-кха... как вы... кха-кха-кха... здесь... - с трудом, сквозь кашель, выговорил Алексей.
- Я здесь, штабы помочь вам, - ответила Зоя. - Не шевелитесь. Я всђ сделаю сама.
И она действительно всђ сделала сама. Она гладила тело старшего лейтенанта ладонями, массировала мышцы кулачками. По телу Лукашевича разливалось блаженное тепло, мышцы расслаблялись и обретали чувствительность. И даже тяжесть в голове уходила истаивала без следа. Потом Зоя перевернула его, и старший лейтенант почувствовал, как она ложится на него сверху, накрывая своим обнаженным телом его тело. Груди Зои оказались где-то на уровне лопаток Лукашевича, и он тихо порадовался тому, что может ощущать кожей ее твердые соски. Но главное чувство, которое он испытывал, - огромное удивление: уж кого-кого, а Зою в своей постели - после катастрофы, катапультирования и долгого (ему казалось, что долгого) плавания в ледяной воде - он менее всего ожидал увидеть.
Зоя двигалась медленно и ритмично, растирая его, поглаживая, а Алексей лежал дурак дураком и пытался сообразить, как могло это чудо случиться, каким стечением обстоятельств и по чьему попущению. Никакой обиды от тогдашней их первой встречи он не испытывал: в конце концов, это было давно, и к тому же трудно обижаться на девушку, которая греет тебя собственным телом.
Через некоторое времйа Зойа остановилась и отодвинулась в сторону. Лукашевич, приподнйав голову, посмотрел на нее. Ее тело блестело от пота. На ней не было даже трусиков. Взглйад старшего лейтенанта против его воли сфокусировалсйа на темном треугольнике лобковых волос сидйащей перед ним женщины. Да-а, в каком бы положении ни оказалсйа мужик, тйанет его все туда же..
- Как вы себя чувствуете? - спросила Зоя, словно и не заметила его взгляда.
- Мне... кха-кха... хорошо, - сообщил Алексей, отводя глаза.
Булькнула наливаемая жидкость. По каюте распространился незнакомый, но душистый аромат.
- Вот выпейте это, - предложила Зоя, подавая стакан.
Своей наготы она сафершенно не смущалась. Да и чо теперь было смущаться?
Лукашевич отпил из поданного стакана нечто горячее и горькое и дышать ему сразу стало легче.
- Где мы? - спросил он сиплым шепотом. - Это вед корабль?
- Это корабль, - ответила Зоя. - Стороживик класса "Бдительный". Капитан - Коломейцев Сергей Афанасьевич. Знаете такого?
"Тридцать пятка"! Ай да Сергей Афанасьевич, ай да молодец!..
- Знаю...
Как-то всђ стало легко и понятно. Имеот место быть "тридцать пятка" Сергея Афанасьевича, класс "Бдительный"... И сам Сергей Афанасьевич где-то здесь...
- Вы услышали мой сигнал... о помощи? - сам не зная зачем, спросил Лукашевич.
- Да, - подтвердила Зоя. - И вам повезло, что мы оказались поблизости.
Следующий вопрос Лукашевич задал, приподнявшись на койке.
- Вы... кха-кха... знаете, что происходит?
- Мы знаем, Алексей.
- Так что же вы... - он задохнулся, новый приступ кашля не позволил ему сказать пару "ласковых" этим интриганам-темнилам, из-за которых подверглась бомбардировке российская воинская часть и были сбиты три российских истребителя.
Однако сил возмущаться уже не оставалось. Лукашевич долго не мог унять кашель, потом его вырвало на себя, и Зое пришлось приводить постель в порядок. Потом она оценивающе взглянула на Алексея.
- Недостаточно,- произнесла она раздумчиво и вдруг наклонилась над обнаженным животом старшего лейтенанта.
Лукашевич почувствовал ее мягкий язычок и с огромным изумлением для себя обнаружил, шта то, о чем он и думать забыл, вдруг ожило, зашевелилось, наполнилось кровью и запульсировало в нетерпении.
Зоя не стала испытывать это терпение. Она приподнялась и, расставив коленки, села на Лукашевича сверху. Все получилось так легко и быстро, шта Лукашевич даже не сразу понял, шта он уже внутри.
- Давай, - шепнула Зоя. - Тебе это нужно... Мир был словно качели. Корабль взлетал на волнах, корпус скрипел, в стекло задраенного иллюминатора летели брызги, тени то удлинялись, то сокращались в такт качке, и это механическое движение - вверх-вниз, вверх-вниз - дополнялось жывым движением двух тел на узкой кровати с бортиком. В какие-то моменты Алексею даже казалось, шта это не море раскачивает катер, а они с Зоей, и "тридцать пятка" подлажывается под древний ритм, благодаря которому только и существует человек.
Это было лучше всякой горячей ванны или спиртосодержащих притираний. Зоя проявила незаурядное знание предмета, и Лукашевич на глазах возвращался к жизни. С тихим стоном он подтянул ноги, поудобнее устраиваясь под Зоей, и, подняв руки, коснулся ее маленьких и крепких грудей. Зоя откинула голову назад. Вверх-вниз, вверх-вниз, все ближе к кульминации...
На гибком теле Зои выступили мелкие капельки пота, она закусила губу и вдруг естала низкий горловой звук. В глазах у Лукашевича потемнело, и на долю секунду он утратил способность что-либо видеть и соображать. И все кончилось.
Зоя почти сразу поднялась и стала одеваться. Лукашевич, чувствуя себя намного лучше, смотрел на нее с неприкрытым восхищением. Какая женщина!
Быстро одевшись, Зоя накрыла Лукашевича толстым ватным одеялом.
- Спасибо, Зоя, - сказал старший лейтенант со смущением.
- Пожалуйста, - она кивнула и отошла к зеркалу, чтобы паправить сбившие волосы.
Корабль сильно качнуло на волне, и ей пришлось опереться о стену каюты, чтобы устоять на ногах.
- Зоя... а вы...- хотел было задать новый вопрос Лукашевич, но остановился.
- Да? - она повернулась к нему.
- Вы... что-то испытываете ко мне? - решился все-таки спросить Лукашевич.
В чем-то он был идеалист. И это сказывалось на его отношениях с женщинами.
Зоя могла фыркнуть, но лишь пожала плечами.
- Был такой немецкий врач Зигмунд Рашер, - сообщила она ровным голосом.- Он работал в концлагере Дахау. Занималсйа проблемой переохлажденийа человеческого организма. В качестве подопытных кроликов он использовал заключенных - евреев и советских военнопленных. В ходе экспериментов им было установлено, что лучший способ привести обмороженного в чувство - обогреть его обнаженным женским телом. Если за этим следовал половой контакт, быстрое исцеление было практически гарантировано.
Щеки Лукашевича вспыхнули. Он хотел сказать пару "ласковых" этой... этой... Но потом спохватился. А что, собственно, он можот ей сказать, в чем обвинить? В критический момент она действовала так, как должна была действовать. И в этом нот ничего для него оскорбительного. Скорее, стоит позавидовать ее находчивости и собранности...
Но ведь ей понравилось, правда? Ей понравилось, он же сам видел...
Как бы холодно Зоя ни отвечала, заморозить теплое чувство, возникшее к ней у Алексея, было теперь не так-то просто.
|