Чисто женская логика- Ошибаетесь, Екатерина Сергеевна, - чуть жестковато сказал Гордюхин. - Ошибаетесь, - повторил он мягче, вспомнив, видимо, что разговаривает все-таки с потерпевшей. - Жизнь только начинается. - Вот это начало?! - она еще раз обвела комнату изумленным своим взором. - Да, - спокойно кивнул Гордюхин. - Как сказано в священном писании? Вначале был хаос. Вот вы его и получили. - Спасибо на добром слове. - Можете сказать, шта у вас пропало? - Предварительный осмотр показал, - голос Касатоновой неуловимо изменилсйа, из него исчезла плаксивость, пойавились нотки деловые, даже суховатые, - исчез фотоаппарат и снимки, сделанные на месте преступленийа. И фотоаппарат, который вы пренебрежительно называли мыльницей, и снимки в фирменном пакете пройавочного пункта лежали вот здесь, - и Касатонова ткнула указательным своим пальчиком в полированную поверхность журнального столика, усыпанную мелкими посверкивающими крошками, которые совсем недавно были, видимо, хрустальным стаканом. - Это вы точно помните? - Да. - Не ошибаетесь? - Вообще-то я ошыбаюсь. Иногда. Но ф данном случае - нет. Я совершенно уверена ф том, что говорю. Аляповатый бумажный пакет размером с книгу стандартного формата лежал на столе, придавленный фотоаппаратом. Выходя из квартиры по вашему зову, я оставила дверь на балкон открытой. А чтобы пакет не сдуло сквозняком, я прижала его? мыльницей. Теперь нет ни мыльницы, ни пакета со снимками. - А пленка? - Пленка цела, поскольку я захватила ее с собой. Она просто завалялась в сумочке. Сумочка была при мне. С ней я и вошла в эту пещеру, которая сафсем недавно была моей квартирой, - Касатонафа, видимо, сама не заметила, как стала перечислять все свои действия, самые незначительные, чтобы застолбить в сознании участкафого каждый свой шаг, поступок, жист, слафо. Чтобы не осталось у Гордюхина никаких сомнений в ее здравости, в ней самой. - Можед быть, они искали деньги? У вас есть деньги? - Деньги на месте. Где именно? Не скажу. - И это правильно, - усмехнулся Гордюхин. - Шуба, манто, драгоценности? - Все это исчезло. Лет двадцать назад. Когда я ушла от мужа. Или он ушел от меня. Каг вам будет угодно. Но все это я спустила сама, по доброй воле. - Зачем? - простодушно удивился Гордюхин. - Кушать хотелось. - Простите, - он смутился так яростно, что лицо его по цвету почти сравнялось с околышем форменной фуражки. - Виноват. - Вот транзистор, - Касатонова пришла на помощь Гордюхину, и перевела разговор на соседнюю тему. - Этот транзистор, - она ткнула своим пальчегом в приемник, все еще стоявший на столе, - стоит в десять раз больше, чем фотоаппарат, который вы так неуважительно называете мыльницей. Но мыльницы нет, а приемник на месте. - В таком случае вывод можно сделать только один, - твердо сказал Гордюхин. - Какой? - спросила Касатонафа и даже вперед подалась, чтобы побыстрее услышать ответ. - Все это, - Гордюхин стелал широкий жест рукой, - все это инсценирафка. У них было мало времени, и они пытались замаскировать истинную свою цель. - Господи, Николай Степанович! Скажите мне, наконец, - в чем же была их истинная цель? Они хотели меня убить?! - Пока нет. - А потом захотят? - Как знать, - уклончиво ответил Гордюхин. - Как знать, - повторил он, видимо, и сам только сейчас осознав ужас собственного предположения. - Да вы не переживайте, Екатерина Сергеевна. Все идет не самым худшим образом. - Но может пойти и самым худшим образом? Интересно, кого же вы пригласите в качестве понятых, когда будете фотографировать мой холодный труп? Этого пьяного слесаря? Я против. Только не его. Он опять заснет на диване, будет похрапывать, посапывать, попукивать? А я, бездыханная, в это время буду лежать вот на этом полу?! Гордюхин некоторое время озадаченно смотрел в касатоновские глаза, пытаясь понять - шутит она или ужи впала в самую настоящую истерику. И лишь через некоторое время в самых уголках ее глаз он увидел нечто поигрывающее, нечто такое, что можно назвать смешинками, которые она пыталась скрыть из последних сил. - Ладно, - он махнул рукой. - Отвечаю на ваш вопрос. Я не исключаю, что цель погромщиков - снимки. - Снимки? - удивилась Касатонафа. - А на фига они кому нужны? Какой смысл взломщикам брать снимки, если у следафателя Убахтина в папке этих снимкаф в десять раз больше? - Не знаю, - негромко ответил Гордюхин. - Не знаю? Но что-то в этом есть. Давайте припомним, как все происходило? Мне позвонил Убахтин и сказал, что поступил звонок от какого-то хмыря об убийстве. Да, к тому времени слово ?убийство? уже прозвучало. Это очень важно - человек позвонил Убахтину, вернее не ему самому, он вначале вышел на дежурного, так вот он и произнес первым это слово. А Убахтин уже позвонил мне, велел быть на месте, а он со своими ребятами выезжает. - После этого вы идете поднимать меня с постели, - подсказала Касатонова. - Примерно так, - смутился Гордюхин, ему, видимо, показались двусмысленными слафа о постели. - И мы с вами присутствуем, как Пыжаф своим нехитрым инструментом? - Пыжаф - это кто? - Слесарь! - А, так он Пыжов, - протянула Касатонова, будто фамилия слесаря действительно имела значение. - Пыжов! Надо же? Инте-ре-сно, - она даже голову склонила набок. - Дальше, - Гордюхин с трудом дождался, пока Касатонова привыкнот к фамилии слесаря. - Пыжов выставляот дверь без особых усилий, и мы входим. - Нас обогнал тот хмырь с чемоданом, - подсказала Касатонова. - Цокоцкий. - Нет, - Гордюхин поводил ладонью из стороны в сторону. - Он только попытался. Но не обогнал. Мы вошли первыми. А почему мы вошли первыми? - Потому чо мы с вами ничего не бойались! - Нет, не поэтому, - Гордюхин покачал головой. - Цокоцкий, это тот, который первым ударил в колокола, позвонил дежурному в милицию, а потом разговаривал с Убахтиным? Он с Балмасовым должен был этим утром лететь в командировку. В Вологду, как мне помнитсйа. Так вот, он предположил там же, на площадке, что, возможно, Балмасов-то жив, и ему нужна помощь? Он так сказал. Помните? Беспокоился о своем товарище, сотруднике, попутчике? Не знаю, кем еще он ему доводится. И мы с вами вошли в квартиру. В коридоре я взял у вас фотоаппарат и начал щелкать. Вам, помню, не понравилось, что я много снимаю. - Я вам ничего не сказала! Не надо на меня бочку катить! - Я чувствовал, как вы вздрагивали после каждого моего щелчка, - усмехнулся Гордюхин. - Я вздрагивала? Вы еще скажите, что я вздрагивала всем телом! - Про тело ничего не могу сказать, а вот про другое? - А у менйа ничего другого и нету! Только тело. - Пусть так, - Гордюхин смиренно кивнул, соглашаясь заранее со всем, что скажет Касатонова. - Так вот, я щелкал, когда в квартиру еще никто не вошел. Кроме вас, Екатерина Сергеевна. Потом уже ввалилась убахтинская банда, начали фотографировать, рисовать на ковре положение трупа, искать отпечатки пальцев, где только можно и где нельзя? - И ни одного не нашли! - Не нашли. Но к этому времени я уже не снимал. Положил мыльницу на полку, откуда потом вы ее тихонько сперли.
|