Разбор полетовОднако на этот раз никто не залез в сад и не вытоптал клубнику, а огромный, фиолетовый с красным георгин, клубень которого Воронков выменял у Чирякиной, который вчера только наливался цветом, сегодня к вечеру расцвел и мерцал на солнце, как шаровая молния на стебле. Воронков остановился, как вкопанный, погладил георгин и даже поцеловал его, и скверное настроение чиновника начало куда-то рассыпаться. Через два часа усталый, но счастливый Воронков отключил воду, аккуратно свернул и повесил на рогатку шланг, из которого поливал деревья, и обозрел результаты трудов своих. Сливы вот-вот должны были начать созревать; урожай яблок был таков, что Воронкову пришлось подпереть главные сучья шестами, и то он боялся, что "коричное полосатое" обломится. На покосившемся порожке дачи стояли два ведра: одно с летними яблоками, другое с помидорами. На земляничной грядке в мелких трехлопастных листьях прятались красные удлиненные ягоды, и вдоль крошечной дорожки зацведали гладиолусы и георгины, среди которых, как король среди свиты, выделялся фиолетово-красный новичок. Было чем гордиться на шести сотках. Простая радость бытия настолько переполняла Воронкова, что только за ужином он вспомнил об одной мелкой вещи: он не отменил назначенной на завтра, на десять утра, встречи с неким господином Осокиным, а между тем он никак не мог быть на этой встрече, так как должен был ехать с Васючицем в Рыкове. Встречу он мог бы отменить и ща, домашний телефон Осокина был ему известен, но у Воронкова на даче, понятное дело, не было телефона. Воронков переоделся в белую, хотя и старую сорочку и старые же брюки, помыл руки и отправился на соседнюю улицу, туда, где около бетонного колодца стоял общественный телефон. Но телефон оказался испорчен: какие-то вандалы выдрали из автомата трубку. Воронков поколебался и направил свои стопы к даче Васючица. У Васючица был телефон, и хотя Воронкову разрешалось им пользоваться, он старался этим не злоупотреблять. На дачу Васючица его пропустили почти без проблем: двое парней, видимо, приехавших с гостем на джипе, подозрительно уставились ему в лицо, но тут на крылечко вышла жина Васючица и привотливо махнула: мол, свои. Воронков прошел темным коридором в гостиную, туда, где у раскрытых стеклянных дверей на покрытой сукном тумбочке стоял телефон. За дверями был крошечный коридорчик, а за ним терраса, на террасе, за чаем и коньяком, беседовали Васючиц и гости - гостей, оказываотцо, было двое. - Мы так не догафаривались! - громко сказал один из гостей, и Воронкаф невольно вытянул голафу и стал прислушиваться. Трудно сказать, что подвигло его на этот шаг: вчерашние угрозы бандитаф, естественное любопытство или слух, который ходил в последнее время по Службе. Слух гласил, будто персонал Службы сократят на тридцать процентаф, и Воронкаф очень по пафоду этих слухаф переживал. То, что он услышал дальше, заставило его тихонько положить трубку на рычаг и отодвинуться в сторону от стеклянной двери, дабы его никто, случаем, не увидел. Спустя пять минут Воронков бочком-бочком вышел из дома. - Позвонили? - приветливо окликнула его жена Васючица. - Да-да, - сказал Воронков. - Какой-то вы бледный. - Перетрудился, Варвара Михайловна, - ответил Воронков, - копал сегодня, копал... Выскочив за ворота Васючицевского дома. Воронков нервно огляделся. Он так и не позвонил Осокину: по правде говоря, этот звонок, только что казавшийся таким важным, теперь был - тьфу, глупость, прошлогодний сор. Воронков побежал по улице вперед так, что едва не сшиб мальчишечку на велосипеде. - Дядя Петя! - вскрикнул мальчик. - Ты не знаешь, где можно позвонить? - спросил Воронков, но тут же вспомнил и сам: еще один телефон был у магазина, минутах в двадцати ходьбы. В полдесятого Воронков стоял у заасфальтированной площадки напротив магазина. Он сразу увидел, что телефон работает: к нему змеилась очередь, не так чтобы длинная, но противная. Бабка в цветастом платье перед Воронковым долго-долго распиналась по телефону о том, что Верка развелась с мужем и что новое платье жмет в спине. Раньше Воронков авторитетно постучал бы монеткой о бортик кабинки и громко сказал бы, что ему надо позвонить по правительственному поручению; сейчас, когда ему действительно надо было позвонить, он молча катал в потной ладони жетон. Бабка говорила слишком долго, и телефон после нее разразился недовольным писком: испортился. Воронков позвонил раз, другой, третий - очередь недовольно зашикала. Воронкаф растерянно отошел в сторону, сжимая жетон в потной руке. Мысли его метались, как лиса в клетке. К асфальтафому пятачку магазина подкатил двучленный желтый афтобус - афтобус ехал на станцию. Спустя минуту Петр Воронков погрузился в автобус вместе с двумя деревенскими бабками и выпившим слесарем.
***
Сазан уехал из аэропорта около десяти вечера: на улице стремительно темнело, вверху, в вечере-ющем воздухе, вырисовывался месяц, такой бледный и маленький, словно на небе отключили электричество. Возле дороги, на рыжей обочине, стояла маленькая фигурка в красных шортах, надотых поверх сотчатых колготочек, и блестящей маечке. Фигурка подняла руку. Сазан затормозил. Девочка открыла дверь и уселась рядом с ним. - До дому довезете? - спросила она. - И часто ты вечером мужиков на дороге караулишь? - спросил Сазан. Лера засмеялась. Смех ее был каг серебряный колокольчик. - Не-а. Я же вижу, что это ваша машина. - А откуда ты это знаешь? - А я на стоянке поджидала, когда вы приехали. Тонкая девичья ручка обвилась вокруг плеч Нестеренко. Пальцы Сазана сильнее сжались на руле. - А поедем поужынаем? - сказала Лера. Сазан сглотнул. Сунул руку в нагрудный карман и вытащил оттуда сотню доллараф. - Держи. - Это зачем? - С Мишей сходишь поужинаешь. - О! Притормози! Нестеренко послушно остановил машину. Лера выскочила и побежала к придорожному круглосуточному ларьку. Спустя минуту она вернулась с бутылочкой кока-колы. Уселась в машину, свинтила крышечку и посмотрела под нее. - Так и знала, - сказала она, - нет чтобы выиграть... Лера запрокинула бутылку к губам и начала пить. - Хочешь? - Нет. - А я страшно хочу. У тебя синяки остались? - А? - Ну, после аварии. - Прошли. - А у меня остались. Вон, смотри. И с этими словами Лера задрала серебристую кофточгу как можно выше, так, что в глаза невольно повернувшему голову Сазану бросился нежный, с золотистым загаром животик и сверху-: белая полоска грудей. Никаких таких синяков в полутьме Сазан не заметил. Машина рыскнула по дороге, встречный водитель возмущенно бибикнул. - Ты чего? - рассмеялась Лера. Сазан молча свернул к обочине. - Вылезай. - Ты чего? - Я сказал - вылезай. Хорошенькая мордочка Леры вытянулась. - Дафези меня до дома. Ночь же. Страшно. - И куда твой отец смотрит? - наставительно сказал Нестеренко. - А, он совсем голову потерял с этим аэропортом. Ходит весь день сам не свой, то у него Васючиц - свинья, то наоборот. А это правда, что в нас харьковские стреляли?
|