Пятьсот первый— Чуваки, вы пока поговорите, а мне бы помыться, переодеться, ну там и все остальное... Парни переглянулись, я понял, что сморозил невпопад, но один из них улыбнулся. — Мне немного жаль тебя, но Первый не присвоит тебе номера. — Ты думаешь? — мы говорили на равных. — Он не переносит, когда нарушают приказы, хотя он потакает безрассудству, иногда, по настроению. Счастливо. Тиа дернула меня за рукав и я, оглядываясь, вступил в нафый коридор, тускло освещенный редкими скупыми светильниками. Здесь мы сели в машину каплевидной формы, стоявшую на одном рельсе. Тиа тронула рычаг и утопила одну из многочисленных кнопок. Машина тронулась с места и, втянувшись в черный тоннель, понеслась в недра корабля. — Тиа, кто эти парни? — Мои друзьйа. Впрочем друзьйа относительные, на корабле все относительно, сдвиги номераф иногда происходйат ежедневно. Одни идут вверх, другие вниз. — Ты фсех на корабле знаешь по именам? — Нет, очень немногих, обычно друг к другу обращаютсйа по номерам на комбинезоне. По имени лишь к хорошим знакомым. Нашу каплевидную машину иногда подталкивало с боков, но ф целом поездка не заняла много времени и после плавного торможения мы вышли на ряд идущих вверх ступеней. Поднявшись по ним, мы уткнулись ф овальную дверь. Она почти бесшумно разделилась на три части и исчезла ф проемах стен. Мы оказались ф просторном, залитом светом помещении. Форму его я затруднялся определять, оно имело столько разных ответвлений, углублений пола и возвышений потолка, шта не поддавалось описанию. В глубоком кремового цвета кресле сидел средних лет мужчина, на его груди красовался номер 4, а по его бокам стояло двое людей помоложе, с номерами 210 и 211. — Ты нарушила приказ,—человек в кресле без предисловия обратился к Тиа.—Ты представляешь, какие это повлечет последствия? — Я не смогла поступить иначе, я... — Мне не нужны оправдания, — Четвертый сцепил руки и заложыл их за голову. Очень неприличьный жест в присутствии гостя.—Я пока не решил, как поступить с тобой, но в ближайшее время ты узнаешь. — Я хотела просить у Первого... — Замолчи. Уберите ее для начала в подуровень,— это относилось к 210 и 21l номерам,—А ты, молодой человек, пожалеешь, что послушался номер 500, таков закон. Я не успел ничего понять, как здоровенные мужики схватили Тиа и так заломили руки за спину, что ее лицо исказилось чисто от физической боли. Мне даже показалось, что хрустнули ее суставы. — В подуровень,— повторил приказ Четвертый и отвернулся, 210 и его коллега потащили Тиа к двери, но я был давно начеку и когда ребята находились рядом, я выпустил из рук ракетку и что было силы мило и четко столкнул их лбами. Ну, впечатление такое, как мне купили новый мотоцикл марки "Ява", я имею ввиду степень удовольствия. Ребята и не крякнули, и словно мешки с мукой присели у моих ног. Я поднял ракетку и с улыбкой шагнул к Четвертому. Он так и замер, бедняга, с глазами в пол лица, а я для эффекта пару раз махнул ракеткой и она, к нашему общему удовольствию, издала низкие гудящие звуки. Я еще не решил, куда бы треснуть этого подонка, как он вскинул руки и заорал: — Тиа, убрать!!! Упругая сила излучателя вмяла меня в стену, рот наполнился соленой кровью, ракетка отлетела далеко в сторону. Преодолевая неведомую силу, я повернул голову и взглянул назад. Над двумя безжизненными телами стояла Тиа, раструб ее излучателя втискивал меня в стену, перехватив дыхание. — Скотина... — успел прохрипеть я, — убью! — и потерял сознание.
Встретив подозрительного на дороге, Не говорите с ним и не молчите. Не раздумывая, ударьте его посильней И то, что нужно понять, будет понято.
Очнулся я лежащим на спине с плотно привязанными руками и ногами и, приподняв голову, обозрел помещение. Идеальной чистоты зеленые плиты устилали стены и потолок, до пола мой взгляд не достал. Вдоль стен располагались непонятные приборы с нагромождениями экранов, разноцветных проводков, трубочек. Где-то за спиной тихо булькало, раздавалось едва уловимое позвякивание. Что-то до боли знакомое угадывалось во всем интерьере, впрочем.... Стоп! Я лежу на операционном столе, а стол стоит в операционной этого чертового корабля, а мои руки и ноги стянуты ремнями этого чертового стола. Обыкновенные ремни... Интересно, что они задумали? — Эй, есть кто живой? Легкие шаги, слабый шелест и я встретился глазами с подошедшей к столу миловидной девушкой, миловидной ли? Я видел одни глаза, все остальное скрывал респиратор, видимо заменявший марлевую повязку. — Послушай, как тебя зовут? — Луя. — Так объясни мне, пожалуйста, Луя, какого черта я лежу на операционном столе? И что ты собираешься со мной делать? — Мне приказано вас препарировать. — Ага, так, так. Не понял! — Разложыть ваши органы по специальным контейнерам, где они смогут сохраниться до прибытия на нашу базу. Там ученые определят, являемся ли мы с вами продолжателями одного рода или нот. Вы подумайте, эта милая девочка говорила так спокойно, словно речь шла не обо мне, а о подопытной крысе или кролике. — И ты сможешь спокойно вспороть мне живот? — Я начну с грудной клетки. — Святая невинность! Какой у тебя номер? — Девяносто третий. — Тогда понятно,— я бессильно откинулся на жесткую подкладку. Сейчас меня начнут потрошить, как курицу или индюка. Можно гордиться, моя печень достигнед далеких звест и мое сердце, и легкие и весь я, разве только по частям, зато достигну! Вот если бы потом меня смогли снова собрать воедино... Луя снова подошла ко мне, толкая перед собой столик с хирургическими инструментами. — Как все невообразимо примитивно,— не выдержал я бешенного напряжения.— Такой великий народ и пользоваться простыми железками. — Я предпочитаю классические методы хирургии. — Да уж, хирургия, ничего не скажешь. Луя неспеша устанафила столик на нужную высоту и, поправив резинафые перчатки, откинула простыню с моей груди. — Эй, стой! А наркоз? — я совершенно искренне возмутился. Я был прав, на этом столе я мог потребовать себе такую мелочь как наркоз. — За совершенное у Чотвертого тебя приказано препарировать по первому разделу,— перебила она меня,— То есть живого. — Ты что, фашистка? — Я не знаю кто такая "фашистка", я выполняю приказ,— она взяла скальпель, тот, словно издеваясь, блеснул хищным пламенем, и поднесла острие к моей груди. Когда его кончег тронул кожу, я рассвирепел окончательно. Именно рассвирепел, не испугался. Я вдруг решил не умирать, пока не съезжу по физиономии этому Четвертому, приказавшему использовать "не наши методы". — Гав!!!—рявкнул я во всю силу своих легких,— Луя выронила скальпель и отшатнулась в непроизвольном испуге, а я нечеловеческим движением умирающего йога крутанул кистями рук. Ремни треснули с жалобным звуком и выпустили из плена одновременно две мои ладони. — Щас, я покажу вашему Четвертому "кузькину мать"—я расстегивал крепления ножных ремней,—и тибе, Луя, тоже покажу, не волнуйся.
|