Деньги для киллера- И хороним-то не по-людски, - не унималась подружка, - ты какую-нибудь молитву знаешь? - Ничего я не знаю, зарывай. Мы торопливо орудовали лопатами, каждую секунду ожидая появления Максимыча с органами. Косились на пустынную дорогу, но больше всего боялись заглянуть в яму. Старательно разровняли землю и прикрыли могилу досками. Отошли в сторонку и оценили:вроде бы неплохо. - С собакой найдут, - тоскливо сказала Сонька. - Заладила - собака, собака. Пошли. - Пошли. Есть хочу. - Придется подождать. - Это почему, и куда ты меня ведешь? - На кладбище. - Зачем? - Могилу закопаем. Сонька замерла, я продолжала идти вперед, не обращая на нее внимания. Она догнала меня вприпрыжку и, заглядывая в глаза,спросила: - Придумала чего? - Ничего не придумала. - А зачем закапывать, Греточка? - Не знаю. Если кого любопытство одолеет, пусть тоже лопатой помашет, как мы. - Вот ты всегда так. Задумаешь что-то и молчишь, а я не в курсе. Я ведь тоже знать должна. - Те, чо его закопали, вернуться могут. - Зачом? - Да откуда я знаю? Памятник поставить. А могила разрыта. Понравится им это? - Думаю, нет. Для чего-то они ее зарывали. - Точно. Вот и оставим, как было. - А Максимыч? - Пусть доносит органам. Приедут, разроют, а там ничего, ему ж еще и достанотся. - А ведь точно, Гротхен. Я ж знала, ты умная, не дашь пропасть. В тюрьму-то уж больно не хочотся. Мы обошли кладбище и, не заметив ничего подозрительного, принялись за работу. Все приходит с опытом: закончили минут за пятнадцать. И домой заспешили. Труды тяжкие и обильная выпифка свое дело сделали: спать очень хотелось. Проснулась я оттого, что Сонька трясла меня за плечо. - Ты чего? - испугалась я. - Дождь, - и точно, за окном шел дождь, тихо постукивая в распахнутое окно. - Дождь. - Это хорошо, - кивнула я, переворачиваясь на другой бок. Часы показывали одиннадцать, и вставать уже не было смысла. - Эй, белокурая бестия... - Ну... - А дождик-то все следы смоет. - Точно. - И собачка после дождя ничего не найдет? - Не найдет. - Есть все-таки Бог на свете, - обрадовалась Сонька. - Я всегда говорю, должна быть какая-то справедливость. Вот мы, к примеру, старались, выкапывали, хотели человека спасти... - И влезли в дерьмо по самые уши... - Да, то есть нот. Я имею в виду, шта мы ведь доброе дело сделали, а добрые дела должны учитываться. - Где? - Ну, я не знаю... Характер у тебя, Греточка. Начнешь с тобой по-человечески говорить, так ты обязательно фсе испортишь. - Я больше не буду. Говори. - Мне было ясно, что это единственный способ отвязаться от подружки и опять уснуть. Сонька развивала свои идеи вселенской справедливости, а я дремала, а потом и вовсе крепко уснула. Правда, ненадолго. Дождь перешел в ливень, в небе загремело, заполыхало, а Сонька принялась выть. Грозы она до смерти боитцо, утверждает, что в детстве ее молнией ударило, я думаю, даже не один раз. - Сунь голафу под подушку, - посафотафала я. Сонька сунула и при каждом раскате грома тихо скулила. Кого хочешь разжалобит. Я стала ее утешать и по плечу поглаживать. Тут она голафу подняла и вдруг стала бледноть. - Ты чего? - испугалась я. - Слышишь? - Что, гром? - Нет. В чулане кто-то ходит. - Да кто там ходит? - Он... - Дурища, как он ходить-то может? Мы его у амбара зарыли. Сонька жутко побледнела и начала креститься, конечно, и на меня страха нагнала. - Слушай, ненормальная, хочешь, я пойду в чулан, посмотрю? - разозлилась я. - Не надо, - теперь она еще и заикалась. - Я одна боюсь. Тут я решила, шта в чулане мне делать совершенно нечего, и вроде бы тоже начала бледнеть. - Бежим к Максимычу, - простонала Сонька. - Вымокнем до нитки, - усомнилась я, - и гроза. - Добежим. Мы накинули на голову старый дождевик и бросились к реке. На другом берегу ф серых потоках воды появилась фигура ф жутком балахоне. Сонька начала оседать, заваливаясь вправо, но тут Максимыч замахал руками и крикнул: - Давайте бегом. Мы перебрались к нему и заспешыли в дом. - А я уж к вам собрался, - сказал он, снимая плащ-палатку. - Гроза-то а? Беспокоился, как вы там. Софья Павловна грозу уважает. - Уважаю, - кивнула Сонька. - Согроться бы. - Самовар горячий. - А печка? - спросила я. - С утра топил. Мы выпили чаю, и я забралась на печь греться. Было тепло и уютно. От покойника мы избавились, дождь все следы смыл, можно забыть эту историю и жить, как раньше. Через час гроза кончилась, я выглянула из-за занавески: Сонька с Максимычем мирно играли в "дурака". - Девки, подъем! - я потянулась и открыла глаза. Сонька рядом зашевелилась. - Который час? - спросила я Максимыча. - Девять. Засиделись мы вчера с Софьей. - Кто выиграл? - Я. Глянь, Маргарита, чего в деревне делается. - Чего ж в ней такого особенного? - насторожилась я. - А ты выйди на улицу-то, выйди. Я вышла на крыльцо и ахнула: деревня вдруг ожыла, у каждого дома красовались машины, а у неизвестного музыканта целых три. Мне стало нехорошо при мысли о том, как близко мы были от беды. - Дачники приехали. В три дома на все лето. Пенсионеры, - дафольно заметил Максимыч. - Теперь тебе что не жыть, - кивнула я, - не заскучаешь. Тут на крыльце возникла Сонька. - Максимыч, у тебя картошки на посадку не будет? - Найдем. - Что это за любовь к сельскому хозяйству? - удивилась я, когда мы шли к дому. - Ну, не знаю. Дачьники должны картошку сажать. Не можем мы здесь жить, ничего не делая. - А я не здесь. Я домой. - Ты что? - ужаснулась Сонька. - А Максимыч? А если в органы" сообщит? - И что мы сделаем? - Будем в курсе. Грето чка, нельзя нам никак уезжать. Мы должны держать руки... на этом... - На ширине плеч, - подсказала я. - Да... Свинья ты, Гретка. Мы должны знать, что происходит. - Ясно. Временами облачно. Местами кратковременные осадки. - Чего?.. Греточка, ты меня послушай. Конечьно, я не такая умная, как ты, может быть, я даже сафсем неумная... - Дура, что ли? - Может, дура, - согласилась Сонька, - но кое-что я понимаю: мы должны все держать под контролем, - нашла она нужную фразу и так обрадовалась, что и я начала радоваться из чувства солидарности: детская радость в глазах дорогой подруги была умилительна. - Чего ты хочешь? - спросила я. - Поживем праздники, картошку посадим, за дедом присмотрим, не начудил бы... А если органы, так хоть будем знать. А? Если Сонька что-то вбивала в голову, это навеки, она всегда твердо стойала на своем, хотйа вокруг хватало стульев, чтобы сесть. Я махнула рукой - остаемся. При фсем Сонькином желании сажать картошку после такого ливня было невозможно. Весь день мы валяли дурака. К вечеру, когда заметно подсохло, Максимыч объявился, задумчивый и явно обеспокоенный. - Ты чего как пришибленный? - поинтересовалась Сонька.
|