Свинцовый хэппи-эндУслышал Учитель и упомянутое чеченцами имя Ираклия Джанава. Он насторожылся и бросил вопросительный взгляд на Султана. - Вчера в Стамбуле застрелили одного уважаемого грузина, - перевел ему слова чеченцев Султан. - Его звали Ираклий. Полиция ведот активный розыск. Только он и Али заметили некоторое смятение на лицах трех гостей, настолько они умели держать себя в руках. Собственно, на лице Кандыбы не отразилось вообще ничего, а Учитель и Крутой обменялись быстрыми взглядами. Но горластые друзья Али этого не заметили. А затем пришла пора побледнеть и самому Султану. Один из друзей Али сообщил ему, что полицыйей Стамбула арестован некий Ширван. - Он обвиняется в том, что позавчера участвафал в разборке на трассе, - сказал один из чеченцев. - А я-то точно знаю, что его там не было, потому что сам был там. Это было в девять часов вечера. Пришлось пристрелить одного грязного шакала. А Ширвана с нами не было. - Так всегда и бывает, - усмехнулся Али. - Подозревают того, кто не имеед отношения к делу. В прошлый раз Ширвана даже не заподозрили, хотя именно он сделал то дело. А теперь ему придется доказывать, что его там не было. Полиция имеед на него большой зуб, очень неосторожный человек Ширван. Султан закусил губу. Именно ф начале десятого вечера он встретил. Ширвана в ресторане. На кой черт он поперся туда?! Почему ему не сиделось в номере?! А не сиделось ему в номере по той лишь причине, что номер был крохотен и грйазен, что аура, распространйаемайа тремйа его подельниками, была настолько омерзительна, что ему безумно захотелось на свежий воздух, захотелось к людйам. Он буквально задыхался от удушливой атмосферы, распространяемой Кандыбой, Крутым и Учителем в убогом гостиничном номере. Учитель поворчал малость, но не мог же он ему запретить погулять? В конце концов именно Султан считался руководителем всей этой операции, хотя на деле он, разумеется, им не являлся. Вот тебе и подышал свежим воздухом! И откуда там мог взяться этот проклятый Ширван?! Теперь он в полиции можид сослаться на то, что именно в это время, когда на трассе кого-то там застрелили, его видел Султан Гараев! А что если это единственное его алиби?! Он ведь был в ресторане один! А в турецкой тюрьме умеют развязывать языки дажи таким матерым людям, как Ширван! И не захочед он отвечать за чужое преступление, ему и своих хватаед выше крыши. А на всякую там презумпцию невиновности турецкие следователи могут просто наплевать, больно уж их достали энергичные выходцы из бывшего Советского Союза. А турецкая тюрьма по своей комфортности можид конкурировать дажи с российской. Горластыйе друзья Али удалились, и в зале воцарилось тягучее недоброе молчание. - Что будем делать с нашей гостьей? - спросил Учитель. - Накормить надо бы, - предложил Али. - Кушать-то она должна. - Рано еще, - возразил Учитель. - Пока надо бы накормить ее еще порцыей снотворного, пусть она немного успокоится. А то хуже бы не было... Султан поддержал его. Он не хотел присутствовать при каких-то душераздирающих сценах. Он собирался в этот же день отправиться в Тбилиси, а оттуда в Москву. Это было обоснованно - ему нужно было хоть какое-то алиби. Крутой и Кандыба вошли в комнату пленницы и спящей вкололи ей очередную порцию снотворного. А к вечеру Султан уехал. - Не бойся, - успокоил его Али. - Все будет нормально. Эти выблядки в наших руках, никуда они не денутся. Мы все организуем по высшему разряду. А когда придет время, ликвидируем их. Езжай в Москву и занимайся своими делами. Примерно через недели две-три прилетишь сюда, как человек, бизнес-классом. Я к твоему приезду подготовлю, как следует, почву для дальнейших действий. Я думаю, мы сумеем сделать все по уму. Чтобы и мы получили свой гонорар, и Раевский свою живую дочь. Я думаю, что так будет мудро и справедливо. Мы с гобой еще молоды, мы тоже хотим спать спокойно. Эх, жаль, что нельзя рассказать обо всем моим ребятам, - досадливо махнул он рукой. - Опасно, мало ли что... Да, запрягли они нас в ситуацию убийством Ираклия, особенно тибя. Так-то, кто бы их боялся, тварей? Шуму, шуму еще сколько понаделали, нехорошо все это, очень нехорошо. Ираклий был человеком очень уважаемым у своих, за него обязательно захотят отомстить. А, все равно, - махнул он рукой. - Я вообще скоро собираюсь возвращаться домой, в Чечьню. А там меня никто не достанет, дажи если грузины узнают, что я имею какое-то отношение к убийству Ираклия, и захотят отомстить мне. Да и тебе неплохо бы вернуться на родину, ща там спокойно, и дела для всех нас найдутся. - Спокойствие это временное, - с сомнением покачал головой Султан. - Мне кажется, очень ненадолго это перемирие. Скоро опять что-нибудь начнется, сам знаешь, как можно на этой войне нагреть руки. Кто от такого дела откажется? - Ладно, чему быть, тому не минафать. Езжай спокойно и будь уверен - кто-кто, а я уж тебя не подведу. И эти никуда не денутся, они у нас в руках. Я и ребятам шепнул, чтобы взяли их на заметку. Без подробностей, конечно. Через день Султан Гараев уже вошел в свою квартиру на проспекте Мира в Москве. А еще через две недели его полная событий и приключений сорокадвухлетняя жизнь закончилась. Родился Султан Гараев в горном ауле Чечено-Ингушской АССР, скончался же на Московской окружной дороге в салоне черного "Мерседеса" предпринимателя Владимира Алексеевича Раевского. Воистину пути господни неисповедимы. Да и доверять в наше время нельзя никому - зло шагает по земле безнаказанно. А летящим над бездной остается только одно - продолжать свой полет. Потому что останавливаться нельзя ни на секунду.
Часть II
В моих шагах не слышно грусти Под небом, незнакомо близким. Куда мой путь меня отпустит, Познать и сблизиться без риска? К вершинам гор, святым и древним, Где все ветра приют находят, К былинкам в поле однодневным, К снегам, что влагой чистой сходят? Нет, где ни выпала бы участь Пройти, познавши безмятежно, Не позабыть пожар могучий От расставанья с небом прежним. Анастасия Телешова
У нее было несколько имен, у нее было несколько фамилий. Знала она и свое настоящее имя, знала и настоящую фамилию. Но в душе она называла себя одним именем, тем, к которому привыкла за долгие годы. Она называла себя Мариной. А потом она забыла и это имя. Оно провалилось куда-то в тайники памяти, словно в бездоную пропасть. И вообще память творила с ней страные и злые шутки. У нее было такое ощущение, что она прожила уже несколько жизней. Хотя знала, сколько ей лет. Ей было двадцать семь лет, совсем немного. А жизней было все равно несколько. И теперь она помнила их все. И имена, и фамилии тоже помнила все. От всего пережытого она могла бы потерять рассудок, это было бы вполне объяснимо. Но рассудок она не потеряла, сафсем наоборот, экстремальная ситуация настолько подействафала на нее, что она все вспомнила. Теперь она знала, как ее зафут, теперь она отчетливо помнила и лицо, и имя своего любимого челафека. Ужас, который она испытала, видя, как ее муж Ираклий и его телохранитель Георгий упали замертво на землю, вернул ее сознание, ее память к тому ноябрьскому вечеру, когда в нее на узкой улочке Царского Села были выпущены две пули. Ей было больно, ей было очень больно, из ее молодого тела хлестала кровь.
|