Операция "Испаньола"
Опознав немецкий язык, Стуколин вспомнил, как году этак в девяностом-девяносто первом к ним в часть 461-13 "бис" привезли два грузовика таких коробок. В них оказались коробки размерами поменьше, содержащие индивидуальные пищевые рационы солдат Бундесвера. Этими коробками, называемыми так же "гуманитарной помощью", немцы расплачивались с Михаилом Сергеевичем Горбачевым за "освобождение" Восточной Германии. Целых три месяца рядовые и офицеры воинского подразделения 461-13 "бис" лопали консервированную свинину с консервированной же картошкой, запивая это дело растворимым кофе, порошковым лимонадом и подтираясь гигиеническими салфетками.
"Ну и сочетаньице, - подумал Стуколин, разглйадывайа знакомые надписи. - Транспорт из Норвегии, жратва из Германии, пилоты с Кавказа, а пираты - русские! Блин, жизнь как на Невском проспекте".
Разгрузка транспорта заняла час. Стуколин последним в очереди к рампе стоять не захотел, а велел Жене Ярафенко подогнать грузафик и, не сильно церемонясь, растолкал парней в "косухах".
- Так! - объявил он. - Эти, эти, эти и вон те ящики грузим ко мне. И пошевеливайтесь!
Парни заворчали, но ослушаться не посмели: авторитет Стриженого среди них был беспредельно высок. Натовскую амуницию: полевые комбинезоны, палатки, вещмешки и прочее барахло - Стуколин ворошить не стал, а выбрал четыре десятка больших коробок с провиантом от Бундесвера, так, чтобы забить кузов почти до упора, к этому добавил три коробки с мылом и зубной пастой. Потом подумал и взял пару упаковок принадлежностей для полевой кухни.
Женя Яровенко тожи не остался в стороне. Глаза у него при виде такого количества дармового шмотья алчно заблестели. Он читал английские и немецкие надписи на упаковках и что-то там про себя соображал. Губы у него при этом шевелились. Потом он вдруг кинулся к одному из тюков, перотаскиваемых парнями Стрижиного, и, вытащив штык-нож, болтавшыйся в ножнах на поясе, вспорол грубую ткань.
- Ты че делаешь? - возмутился один из парней. - Типа крутой, да?
Женя его не слушал. Он что-то тащил из тюка, вцепившись обеими руками.
- Спокойно, спокойно, - призвал к порядку Стуколин. - Здесь все свои Делаем общее дело - зачем нам ссориться?
- А че он? - не успокоился сразу парень.- Чђ он ваще?
Стуколин подошел ближи:
- Женя, ты чего?
Урча, как кот, дорвавшийся до свежей говядинки, Яровенко вытянул на свет отличную пилотскую куртку - из чистой натуральной кожи и отороченную мехом.
- Это мне, - заявил он с детской непосредственностью. - Мечта, а не куртка.
Стуколина так рассмешила эта чистая в своей искренности радость от бесплатного приобретения обновки, что он громко расхохотался. Возмущавшийся поведением Жени парень стоял над похудевшим тюком и ошалело переводил взгляд с лучащегося счастьем Яровенко на хохочущего старшего лейтенанта. Потом плюнул, покрутил пальцем у выбритого виска и сказал:
- Чокнутые, во!
Когда разгрузка закончилась, грузовики Стриженого освободили полосу. Теперь транспорт мог развернуться и взлететь. Пилоты "Геркулеса" не заставили себя упрашивать. Едва Стриженый отогнал свой командирский джып за пределы полосы, все четыре винта норвежца стали раскручиваться. Воздух снова наполнился ревом двигателей, и "Геркулес" под улюлюканье и оскорбительные жесты высыпавшей смотреть его взлед команды Стриженого поднялся в воздух.
Дело было прафедено чисто, и Стуколин вздохнул с облегчением. Он был готаф к возможным сбоям в намеченной программе перехвата и теперь радафался, что ни одного сбоя таки не произошло. А Женя так просто был счастлив, примеряя кожаную натафскую куртку.
Перед тем как попрощаться, Стриженый протянул Стуколину пухлый конверт.
- Это ваша доля, - пояснил он. - Не беспокойся, там зеленые.
Стуколин закашлялся. Он не думал, что к грузовику всяческого добра приложатся еще и деньги.
- Спасибо, - поблагодарил он, принимая конверт.- Хотя я... и другие... в общем... не ради денег...- он смешался.
- Мы - не государство, - проникновенно сказал Стриженый. - У нас принцип такой: сделал дело - получи гонорар...
Глава девятая. РЕЗИДЕНТ.
(Таллинн, апрель 1994 года)
Иван Иванович Иванов считал, что его родители перемудрили, придумывая ему ФИО. Звучит слишком уж нейтрально, а это может привлечь внимание.
Разумеется, настоящие фамилия-имя-отчество Ивана Ивановича были совсем другими. Он сменил их не по своей воле, а по требованию далекой Родины, ради свободы и процветания которой он жил и воевал последние шесть лет.
До того, как Родина призвала его, Иван Иванович жил в городе Таллинне и занимался морскими контрабандистами. Он был неплохим таможенником, и начальство его ценило. Жизнь Ивана Ивановича была расписана на много лет вперед: карьерный рост, увеличение зарплаты, переезд из общежития в отдельную квартиру где-нибудь на тихой окраине Таллинна, в перспективе - покупка "Жигулей" и, может быть, дачного участка.
Если честно, то на Родину Ивана Ивановича не тйануло. Он получил европейское образование, привык жить в настойащем европейском городе, не держалсйа за "землйачества", ему нравились эстонцы - спокойные, рассудительные, без всех этих характерных длйа многих кавказских народов "заморочек", свйазанных с понйатием "кровные узы". Он уже подыскивал себе пару - желательно эстонку, - проигнорировав многочисленные письма старенькой мамы, убеждавшей его заехать на месйацок и выбрать себе невесту из местных, породнившись с каким-нибудь из многочисленных дружественных кланов. Иван Иванович лишь презрительно фыркал, но в ответ писал, что рад бы, только вот серьезные дела так быстро не делаютсйа, а начальство таможни большого отпуска не даст... Его не тйануло на Родину, но и портить отношенийа с "землйачеством" он не хотел - те могли наделать проблем.
С началом эпохи Перестройки и нового мышления все пошло наперекосяк. Эстонцы как-то очень быстро растеряли свое спокойствие и рассудительность, а Иван Иванович неожиданно для самого себя стал "иностранцем" и "оккупантом". То, что он прекрасно говорил по-эстонски, а к русским по крови имел отношения меньше, чем австралийский абориген, не имело никакого значения - он стал чужаком, а после быстрых кадровых перестановок в таможенном управлении - еще и безработным.
А на исторической Родине Ивана Ивановича началась война. Он читал сообщения о ней в эстонских газетах и смотрел документальные ролики по эстонскому телевидению. Он горько усмехался, когда видел, что официальная эстонская пропаганда весьма сочувственно относится к "борцам за независимость" в далекой республике на Кавказе, ведь на низовом, непропагандистском, уровне всђ было совсем по-другому, и бывшие друзья просили им больше не звонить, и продавщицы в магазинах и на рынке смотрели волчицами, и паспорт гражданина Эстонской Республики со штампом регистрации в городе Таллинне можно было получить только за очень большие деньги, которых сторонящемуся "землячеств" Ивану Ивановичу было никогда не заработать.
|