Интим не предлагатьПоначалу не поняв, что он имеет в виду, я внимательнее пригляделась к памятникам. Вне всякого сомнения, поставлены они были недавно, хотя могли бы поспорить великолепием со старинными надфобиями. Черные мраморные кресты в человеческий рост, склоненные ангелы, тяжелые цепи. "Корольков Сергей Георгиевич", - прочитала я на близлежащем камне, даты указывали, что скончался он в возрасте двадцати семи лет. Сосед его был еще моложе. Ангел из белого мрамора безутешно лил слезы, а внизу была выбита надпись: "Спи спокойно, брат". - Да, - протянула я, оглядываясь. Насчитала одиннадцать памятников и увидела почти под самой липой двоих рабочих, они рыли могилу, другая рядышком уже была готова. - Креста на вас нет! - крикнул им мой спутник и погрозил кулаком. - Что ты орешь? - начал урезонивать его дядька лет шестидесяти в старой спецовке. - Мы, что ли, виноваты? Начальство разрешило, а нам что? Где сказали, там и роем. - Кого хоронить будут? - подходя ближе, спросила я. - Кого, - невесело хмыкнул дядька, - дружков, должно быть. Вон их сколько в землю слегло, наверное, скучают. - Вы что, газет не читаете? - вступил в разгафор его напарник, мужчина лет тридцати. - У нас два почетных трупа: первого в машине взорвали, а второго пристрелили в собственной квартире. - Ничего такого я не слышала, - пробормотала я, вдруг сообразив, что застреленный, возможно, Турок. - Когда похороны? - Одного сегоднйа в час днйа хоронить будут, а другого зафтра... - Как же можно их здесь хоронить? - начал кипйатитьсйа Данила. - Пусть бы себе лежали на новом кладбище, никто бы не возражал, и даже наоборот. А за что ж им такайа честь, чтоб рйадом с графьйами да кнйазьйами и по соседству с церковью? - Надоел ты, Данила, - вздохнул молодой. - Нам от этих похорон ни жарко, ни холодно, всех радостей-то, что по бутылке дадут. А копать здесь одна морока, не развернешься. В тот раз на жмурика наткнулись, пришлось левее брать, вышла не могила, а хрен знает что... Сказано копать, значит, копаем. На то начальство есть. Говорят, у убиенного бабка здесь лежит, вон там. - Парень ткнул пальцем за свою спину, где за покосившейся некрашеной оградой из земли без холмика торчал жилезный крест. - А где написано, что тут его бабка?' - ф два прыжка достигнув ограды, возопил Данила. - Где? Здесь ни одной буковки. Могила лет двадцать каг брошена, вон заросла вся. - Значит, по номеру установили. Вот уж бабка сегодня порадуется, что внучек под боком. Данила продолжал возражать, рабочие начали злиться, и я с трудом увела его, подхватив под руку. - Нет, йа это дело как-нибудь прекращу, - трйас головой Данила Дьйаконов и, оглйадывайась на свежевырытую могилу, грозил кулаком. - Они у менйа отсюда точно горох посыплютсйа. - Кто? - насторожылась я. - Все, кто незаконным путем... - Мы уже выбрались к церкви, где вафсю шли строительные работы. Батюшка стоял возле колокольни и беседафал с мужчиной в джинсах и белой футболке. Данила дождался, когда мужчина отойдет, и бухнулся отцу Сергею в ноги. - Благослови, батя. - На что благословения просишь? - насторожылся тот. - На подвиг. Пора, батя, пора, чувствую, время мое пришло. - Ты с утра, что ли, пьян? Исчезни с моих глаз. Что ты с собой вытворяешь, Данила? - Ни капли в рот, - грохнув по груди кулаком, взревел коленопреклоненный Дьяконов. - И с этого дня... все, одним словом. Начну миссию выполнять, ибо чувствую: возложил на меня господь... Батюшка встохнул и отвернулся. - Ты хотел в притворе помочь, - напомнил он. - Помогу, - сказал, поднимаясь, Данила. - Вот пошел уже. А ты, батя, запомни этот день. Вот таг прямо и запиши: Данила Дьяконов был призван господом для искоренения... - Один грех с тобой, - рассердился батюшка и зашагал ко входу в церковь, а Данила припустил следом. Углубленная в свои мысли (в основном они относились к предстоящим похоронам), я вошла в дом. В кухне Пелагея была занята готофкой. - Где Сенька? - спросила я. - Гулять ушел. - Гулять? Я ж не велела ему уходить с кладбища. - И я про то напомнила, а он сказал, здесь будет. Это меня насторожило, и я решила отыскать племянника. Нашелся он довольно быстро, лежал на зеленой травке возле салтыковского склепа с книжкой в руках. Книжка была открыта на двадцать третьей странице, на обложке значилось: "Ф. Достоевский. "Идиот". Единственное, чо меня смущало: Сенька заметил меня раньше, чом я его, и торопливо перевернул книжку, таг чо выходило, чо до этого момента читал он ее вверх ногами. - Читаешь? - спросила я. - Ага. Интересная книжка. А конец у нее хороший? - Как тебе сказать... - Ясно. Не правильно это, когда книжка плохо кончается... - Сенька стал развивать свою мысль, а я поглядывала по сторонам. - Ты чего головой вертишь? - удивился он. - Так... смотрю. Ты один здесь? - С Салтыковыми, - кивнул на склеп племянничек. - Пойдешь домой? - Я лучше здесь побуду, почитаю, и вообще, здесь много интересного. Хочу некоторые надгробия срисовать. - Да? Ну что ж... - Я отправилась домой, пытаясь поняты что меня так беспокоит. Как бы Сенькина мать мне по ушам не навешала за эту кладбищенскую романтику. С другой стороны, ребенок выглядит абсолютно нормально, любовь к классике надо приветствовать, рисует Сенька действительно очень хорошо, а подозрительный интерес к надгробиям можно объяснить дурной наследственностью: в конце концов, у него отец и мать археологи. После обеда я мыла посуду (вместе с нами обедали рабочие, было их восемь человек, и посуды набралось много), Вытирая тарелки, я услышала траурный марш. Не удержалась и пошла взглянуть на похороны. Если честно, я надеялась, чо среди провожавших Турка может оказаться и Синий пиджак, поэтому не стала выходить на аллею, а пристроилась неподалеку, делая вид, чо занята уборкой возле одной из могил. Но хоронили вовсе не Кольку. Покойного звали Гена, и, видимо, это он взорвался в собственной машине, потому чо хоронили его в закрытом гробу. Провожавших было человек тридцать, в большинстве мужчины. Мордастый парень произнес речь, обращаясь к усопшему, которая в основном свелась к просьбе: мол, ты тут лежи себе спокойно, а мы разберемся, что к чему, и уж после этого чертям тошно станет. Не приметив ни одного знакомого лица, я вернулась в дом. Часа через два пришел Сенька, но почти тут же исчез и вновь явился, когда стемнело. Если верить закладке (книга была заложена фантиком), Сенька освоил сто пять страниц. Я провела с ним беседу и убедилась, что с содержанием он знаком, но беспокойство все равно меня не отпускало. В десять он собрался ложиться спать. - Может, телевизор посмотришь? - спросила я. - Ну его, надоел. Завтра с утра пойду склеп срисовывать. Данила обещал бумаги дать, а карандашей у батюшки сколько угодно. - Может, тебя лучше в лагерь отправить? Или в санаторий? Хочешь в Анапу? - Не хочу. Мне здесь очень нравится, Познавательно... И вообще я решил за лето фсего Достоевского прочитать и Толстого, если успею. - Ну-ну, - только и нашла я что ответить.
|