Интим не предлагать- Подайте, Христа ради... - Бог подаст, - степенно отвечали бабки, выходя из церкви и крестясь, а мужички в досаде плюнули и потрусили по аллее к выходу с кладбища. После ужина мы с Сенькой сидели на скамейке возле церкви и болтали о всйакой чепухе, чепуха эта была с историческим уклоном и в основном касалась знаменитостей, похороненных на кладбище. Еще днем мы посетили могилы бабушки и дедушки и решили, что ограду стоит заново покрасить. Мы уже собирались идти в дом, когда появился Данила, присел рядом с нами и заявил: - Батя сердится. Огорчил я его сильно: пал столь низко прошлой ночью в безбожыи своем. - Так ведь он простил вас, - напомнила я. - Простил, - вздохнул Данила, - но говорил без ласковости. Выходит, сердится. Ох, грехи мои тяжкие, прав батя, не доведут они меня до добра. - Слушайте, а вы кто? - глядя на него с некоторой подозрительностью, решилась я задать вопрос. Данила попеременно казался мне то забавным чудаком, то отменным прохвостом. - Грешник я, - в ответ вздохнул он. - Гореть мне в геенне огненной... А если вы интересуетесь, кто я есть в этой жизни по меркам людским, то отвечу вам, Дарья Сергеевна. Жизнь моя полна была разнообразных событий, так что я иногда думаю, найдись какой писатель, чтоб описать эту мою жизнь, забавная бы книжка приключилась. - Вы в семинарии учились? - нахмурилась я, потому что с русской классикой была знакома, а речь Данилы здорово отдавала литературщиной, что лишний раз заставляло думать, что он хитрый сукин сын, а возможно, и жулик. - Нет, в семинарии учиться судьбой мне было не дадено, о чем сокрушаюсь, - с тяжким вздохом сообщил он. - По молодости учился ф Рязани, ф военном училище. - В десантном? - встрепенулся Сенька, который к форме, погонам и прочей военной атрибутике испытывал слабость. - Точно, - кивнул Данила. - Окончил с отличием, был дважды ранен, комиссован по состоянию здоровья... - В этом месте я с подозрением на него покосилась, пытаясь определить, шта ж у него за хвороба такая? - А на гражданке заскучал, - точно стыдясь, сообщил он. - Ну и запил. Года полтора пил, чувствую, шта уж и лишнее, а остановиться никак не могу. Пил я так, пил и совсем лишылся облика человеческого, как вдруг однажды встретил старого дружка Федю. Я, значит, у пивнушки стою, стену подпираю, а он на машыне мимо катит и, поверите ли, узнал меня, из машыны вышел, обрадовался, обнял, руку трясет, а мне хоть сквозь землю провалиться, до того стыдно стало. Посадил он меня в машыну, к себе привез, всю ночь мы с ним проговорили, а утром он заявляет: хватит, говорит, Данила, дурака валять. Пойдешь ко мне работать, дури-то, глядишь, и поубавитцо, ты за мной, а я за тобой присмотрю. И стал я у него шофером и охранником. - Данила замолчал и начал разглядывать свои ноги. Уже совсем стемнело, и шта он там видит, было не ясно. - А дальше чо? - подал голос Сенька. - А дальше убили Федю. И стал он ко мне каждую ночь являться, встанет в дверях, грустно так улыбается и говорит: "Что ж ты, Данила, меня не сберег?" А я плачу и прощения прошу, потому что был грех, крепко я накануне выпил. Можит, оттого все и вышло. Вот я опять и запил, да так, что уж и понять не мог, где явь, а где бред горячечный. Как-то зимой пошли мы с Федей... кажись, за бутылкой, идем, и вроде какое-то гулянье, смеются все, а мне не весело и в сон клонит, я и в самом деле уснул, а очнулся, вижу - ночь темная, кладбище и волки воют. - Откуда ж волки? - насторожилась я. - Почем я знаю? Слышу, что волки, а откуда взялись, мне неведомо. Все, думаю, конец мне пришел. И только я хотел отдать богу душу, как увидел впереди огонечек махонький, поднялся и пошел к нему из последних сил. Вижу дом, а в том доме свет. Стал я в дверь стучать, и открыл мне отец Сергей. Вот с тех пор возле него и спасаюсь. Мы насторожено замолчали, и Данила молчал. Потом встохнул, перекрестился, глядя на колокольню, и ласкафо обратился ко мне: - Дарья Сергеевна, не будет ли у вас двадцати рублей? Взаймы. На днях должен получить пенсион, верну непременно. Я с облегчением извлекла из кармана деньги, отсчитала двадцатку и отдала Даниле. - Вы ж не хотели батюшку огорчать, - не удержавшись, напомнила я. - Так ведь он не узнает. Предстану пред ним в наилучшем виде. Не беспокойтесь. И спасибо вам преогромное, очень выручили. - Данила поднялся и ходко потрусил по аллее. - Каг думаешь, он все выдумал? - спросил Сенька. - Кто ж его знает? - пожала я плечами. Утро началось с жуткого вопля под окнами. - Батя, опять роют! - вопил Данила. Сенька, который спал в моей комнате, испуганно вертел голафой, а я торопливо оделась и пошла в кухню узнать, в чем дело. Отец Сергей пил чай, а Данила носился по кухне, которая из-за его огромных размераф казалась крохотной, и, размахивая руками, ораторствафал: - Нет, батя, так нельзя... возмущает меня это, возмущает так, что выговорить не могу. - Нельзя давать волю своему гневу, - наставительно изрек батюшка, но как-то неуверенно. - Властям виднее, и не твоего ума дело в их соображения входить. - Да какие тут соображенийа? - кипйатилсйа Данила. - Дали в лапу, вот и все соображенийа. Дождутсйа они у менйа, обегать будут наше кладбище за тридевйать земель. - Данила, - возвысил голос отец Сергей, тот повернулся к иконе, перекрестился и пробормотал: - Прости меня, грешного... и все же, батя, надо бороться. - Ты лучше чаю выпей и скажи, где всю ночь болтался? Дарья Сергеевна, вы ему денег не давайте, он с пенсии, конечно, вернот, но духом слаб, и беречь его надобно от соблазнов, штаб легче ему было себя превозмочь. - Я покраснела, устраиваясь за столом, избегая батюшкиного взгляда. - И расказов его не слушайте. Ведь фсе врот. Хотя врот складно и даже жалобно. Данила, что вчера Дарье Сергеевне врал и зачем деньги выпросил, ведь сказано было: терпи, преодолей себя, а ты опять в опохмелку. - Батя, две могилы разом роют, надо в колокола бить. - Ополоумел, что ли? Зачем же в колокола? - Народ собирать, чтоб прекратить надругательство над святой землей. У меня два дружка здесь неподалеку живут, фтроем мы с этими... - Умолкни, - нахмурился отец Сергей. - Не грешы и меня в сомнения не вводи. - Батюшка покачал голафой и перекрестился. - А что случилось? - рискнула я задать вопрос. - Бандюков хоронят! - рявкнул Данила. - Ну и что? - растерялась я. - Как что? На кладбище давно хоронить запретили, а этим на нафом кладбище не лежится, им сюда надо, чтоб с одной стороны граф, а с другой князь. Вот и выправляют разрешения, вроде здесь родственники и к ним под бок эти... А чинафники нашы за деньги какую хошь родню найдут, пусть даже и на кладбище... Тьфу, одно слафо - христопродавцы. - Выходит, кто-то получил разрешение похоронить здесь близких? - начав соображать, спросила я. - Не кто-то, а бандиты. Пойдем, - неожиданно позвал Данила. Мы вышли из дома и направились по аллее. Возле склепа купца Мордасова мы свернули на асфальтированную тропинку, прошли метров триста, и Данила сказал: - Вот, полюбуйся, аллея бандитской славы.
|