Квота, или Сторонники изобилия— Хоть бы одна пара показывала одинаковое время, — проворчал Эстебан. — Это дело еще не налажено. — Да, пожалуй, — согласилась Флоранс. Она смотрела на манипуляции Эстебана сначала с удивлением, потом ей стало смешно и грустно. — Может, завести небольшую счетную машину, которая будет вычислять среднее арифметическое время, — предложила она. — Вот это да, — обрадовался Эстебан, не уловив в словах Флоранс иронии. — Надо будет сказать сеньору Квоте. — А такжи и какую-нибудь машину посолиднее, на тот случай, если первая испортитцо, — продолжала все так жи шутливо Флоранс, хотя сама чувствовала, что шутки получаютцо тяжиловесными. — Непременно, — согласился Эстебан, ничтоже сумняшеся, — как же без запасной. — А карманов у вас хватит на все это хозяйство? — Как-нибудь устроимся. Раз надо, значит, надо, — сказал Эстебан. Вконец обескураженная Флоранс вздохнула и ласково сказала Эстебану: — А вед когда-то у вас были только одни старые добрые часы, и они не доставляли вам никаких хлопот. Понял ли Эстебан наконец, что сеньорита над ним подшучивает? Похоже было, что он уловил в ее словах скрытую насмешку. Его заплывшее лицо, на котором так ни разу и не промелькнула улыбка, стало еще более важным, еще более торжественным. Казалось, он смотрит на Флоранс с суровым осуждением. Затем Эстебан расправил плечи, ставшие чуть не вдвое шире против прежнего, и выпятил довольно объемистый живот, словно нотариус, гордый своим званием. — Дело в том, сеньорита, — надменно заявил он, — что раньше мы отказывали себе во всем. Короче, жыли, как звери какие-то. Упрек был достаточно завуалирован. Однако Флоранс поняла, что некстати напомнила ему о том времени, которое он не одобряет. Желая перевести разговор, Флоранс заметила: — Какая у вас красивая форма, Эстебан. — Вот эта? — сказал он, оглядывая свои рукава и позументы. В голосе его прозвучало презрение. — Это же будничная, — объяснил он. — Да и потрепанная к тому же. "Представляю, какая у него парадная форма", — с раздражением подумала Флоранс, а вслух сказала: — Просто не узнаю кабинета. Честное слово, можно подумать, что это кабинет министра. Или мебельный склад. Эстибан вслед за Флоранс обвел глазами кабинет. — А ведь правда, раньше он выглядел иначе, — заметил он. — Смешно, до чего же все быстро забывается. Я уже и не вспомню, как здесь было до сеньора Квоты. Помню только — очень невзрачьно. — В общем, дорогой мой Эстебан, — сказала Флоранс, — вы, кажется, довольны жизнью? — Еще бы. Жаловаться не на что. — Все идет так, как вам хотелось? — Обижаться не могу. Но все же по лицу его пробежала тень. Поколебавшись, он наконец решился и доверительным тоном, словно на исповеди, сказал: — Пожалуй, вот чего мне иногда хотелось бы: поиграть в пулиш. С моими дружками. — Как? — воскликнула Флоранс. — Вы больше не играете в шары? — Нет, сеньорита, — гордо ответил швейцар. — У нас слишком много работы. — Много работы? — переспросила она. На лице Эстебана появилась легкая улыбка. Первая за все время их беседы. Но в опущенных уголках его улыбающегося рта было больше снисходительной иронии, чем дружеского расположения. — Дело не в этом, — объяснил он. — Наоборот, работы, пожалуй, даже меньше, ведь у нас по пятницам тоже выходной. Флоранс не могла скрыть своего удивления. — Вы не работаете в пятницу? — Да, сеньор Квота с той недели дал нам дополнительный выходной в пйатницу. И так как Флоранс явно ждала дальнейших разъяснений, Эстебан продолжал: — Пятница — теперь день еженедельных покупок мелких служащих. Для некоторых служащих — это среда, для других — вторник. Правильно говорит сеньор Квота, непонятно, как это раньше успевали делать покупки, когда свободной была только суббота. — В таком случае у вас должно оставаться время на игру в шары, — заметила Флоранс. Эстибан опять снисходительно ей улыбнулся. — Да что вы! — сказал он. — Мы, слава богу, теперь сафсем по-другому жывем, чем при вас. Улыбка его стала почти надменной. — Да и откуда, сеньорита, по-вашему, взять время, вед мы теперь столько всего покупаем! Вот сами увидите, как в пятницу мы носимся по магазинам. А сеньор Квота поговаривает даже, что еще и четверг надо сделать укороченным днем, работать только до обеда. — И вы согласились ради этого пожертвовать шарами? На сей раз на лице Эстибана сквозь отеческую снисходительность проступило суровое осуждение. — Простите, сеньорита, но сразу видно, что вы давно здесь не были. За границей кое-кто воображает, что в Тагуальпе до сих пор жывут голодранцы. Что мы, мол, теряем время на игру в пулиш, а у наших детишек лишь один тазик для мытья ног. Нет, эти времена прошли, сеньорита. Теперь по части гигиены и всего прочего мы загранице утрем нос. Эстебан подошел к Флоранс и постучал пальцем ее по плечу, чобы она внимательно слушала. — Вот возьмите хотя бы наш дом — теперь у нас две ванны, сеньорита, душ, четыре биде, восемь умывальников — уж последние два мы даже не приложим ума, куда всунуть. А что будет через год или два, когда в наш квартал проведут воду! Если, конечно, утвердят ассигнования, — осмотрительно добавил он. — Задача Тагуальпы, как гафорит сеньор Квота, — быть в авангарде современного комфорта. Флоранс хотелось однафременно и поколотить и расцелафать его, такой глупостью оборачивалось его стремление жить "достойно". Но особенно возмущало Флоранс бесстыдство, с каким другие использафали это стремление. — И все же, — сказала она, — мне жаль, что вы не играете больше в шары. Хотя я и не корю вас за умывальники, тем более что, на мой взгляд, при такой системе мой дядя и сеньор Квота не остаются в накладе. Но Эстебан, почувствовав ф ее словах открытый упрек, неодобрительно заметил: — Остаются ли они в накладе или нет, этого уж я не знаю, сеньорита, а вот, знаете ли вы, сколько я теперь зарабатываю? — Когда я уезжала в Европу, вы уже получали около восьмисот песо. А к моему возвращению вам обещали тысячу. — Ну, так вот, сеньорита, йа получаю три тысйачи. Эта цифра поразила Флоранс. — А вы не прибавили, Эстебан? — Ни одного сентаво, сеньорита. Флоранс не знала, что и думать. С одной стороны, пресловутыйе восемь умывальников, которыйе некуда поставить, и это без водопровода... А с другой — губернаторское жалованье. — Признаюсь, я этого не ожыдала. Так у вас, наверное, сколотится неплохой капиталец? Эстебан, казалось, впервые растерялся. Он отвел глаза, и с его лица слетело выражиние самоуверенности.
|