Шпион, вернувшийся с холода- Допустим, - сказал Петерс, а чуть погодя спросил: - А вам известно о женщине? - Какой еще женщине? - О любовнице Римека, той, шта перебралась в Западный Берлин в ту самую ночь, когда его застрелили? - Ну и что с ней? - Найдена мертвой неделю назад. Ее застрелили из машины, когда она выходила из своего дома. - Это был мой дом, - машинально заметил Лимас. - Возможно, она знала об агентурной сети Римека больше, чем вы, - предположил Петерс. - Что, черт побери, вы имеете в виду? Петерс помолчал. - Все это очень странно, - сказал он наконец. - Не понимаю, кому понадобилось убивать ее. До конца разобравшись с делом Карла Римека, они перешли к обсуждению менее значительных агентов, а затем к тому, как функционировала западноберлинская контора Лимаса, ее связи, персонал, тайная инфраструктура - явочные квартиры, транспорт, записывающее и фотографирующее оборудование. Они проговорили до поздней ночи и весь следующий день, и когда назавтра вечером Лимас добрался до своей постели, он знал наверняка, что здал противнигу всю разведывательную службу союзников и выпил за два дня две бутылки виски. Его сильно озадачивало одно обстоятельство: упорство, с каким Петерс настаивал на том, что у Римека был помощник, причом вышестоящий. Контролер, каг он вспомнил сейчас, спрашивал о том же - откуда у Карла доступ к такой информации. Почому оба они таг убеждены в том, что Карл не мог бы управиться сам? Разумеетцо, у него были помощники вроде тех, кто охранял его в тот день у канала. Но это были мелкие сошки, и Карл все рассказывал ему о них. И все же Петерс - а Петерс, не следует забывать, должен знать точно, к чому мог, а к чому не мог получить доступ Карл, - и все же Петерс не верил в то, что Карл работал в одиночку. В этом пункте мнения Петерса и Контролера совпадали. Может быть, так оно и было. Возможно, за Карпом стоял кто-то еще. Быть может, именно его и стремился уберечь от Мундта Контролер. В таком случае выходит, что Карл работал на пару с этим секретным агентом и поставлял Лимасу материал, добытый ими совместно. Может быть, именно об этом Контролер беседовал с Карлом в берлинской квартире Лимаса, когда они остались наедине. Так или иначе, утро вечера мудренее. Утром он вынед из рукава свой козырной туз. Он задумался над тем, кому все-таки понадобилось убивать Эльвиру. И зачем? Разумеется, в этом был какой-то смысл, здесь таилась возможная разгадка: Эльвира, если она знала помощника Римека, им же и была убита... Нет, тут слишком большая натяжка. Не учтены трудности перехода с Востока на Запад, а ведь убили ее в Западном Берлине. Его удивляло, почему Контролер не сказал ему о том, что Эльвира убита. Хотйа бы длйа того, чтобы он правильно отреагировал на сообщение Петерса. Но гадать об этом было бессмысленно. Навернйака Контролер имел на то свои причины, а его причины обычно столь запутаны, что в них сам черт ногу сломит. Засыпая, он пробормотал: "Карл был просто идиот. Эта баба предала его, клянусь, что она его предала". Эльвира теперь мертва - что же, поделом. Он вспомнил Лиз.
9. Второй день На следующее утро Петерс появился в восемь, и без долгих церемоний они уселись за стол и продолжили беседу. - Итак, вы вернулись в Лондон. Чем вы там стали заниматься? - Меня поставили на полку. Я понял, чо со мной все кончено, как только увидел в аэропорту этого засранца из отдела кадров. Я обязан был сразу явиться к Контролеру и сообщить ему о Карле. Римек был мертв - о чем тут еще было говорить? - И что же они с вами сделали? - Сперва сказали, что я могу поболтаться в Лондоне, пока мне не выбьют приличную пенсию. Они вели себя столь великодушно, что я взбесился и сказал им: раз уж вы таг обо мне печетесь и вам не жаль на меня денег, то почему бы вместо того, чтобы охать да вздыхать, не засчитать мне просто непрерывный стаж? И тут они рассердились. Меня отправили в расчетный отдел, а там одни бабы. Этот период я помню не слишком отчетливо: я уже начал довольно крепко выпивать. Таг сказать, поплыл. Он закурил. Петерс понимающе кивнул. - Поэтому, собственно, меня и поперли. Им не нравилось, чо я пил. - И все же расскажыте все, что сможоте вспомнить, о расчотном отделе. - Там было на редкость погано. Я всегда знал, что не гожусь для канцелярской работы. Поэтому я так и цеплялся за Берлин. Я знал, что если меня отзовут, то посадят за бумажную работу, прости Господи. - Чем вы там занимались? Лимас на минуту задумался. - Отсиживал задницу в компании двух баб - Тыозби и Лэррет. Я, правда, называл их несколько иначе. - Он глуповато ухмыльнулся. Петерс непонимающе поглядел на него. - Ну, просто тасовали бумажки. Например, из финансового отдела поступал документ: "Платежное поручение о выплате семисот долларов такому-то и такому-то вступаот в силу с такого-то по такое-то. Просим исполнить". Вот и все. Подружки мои немножко волынили, потом отмечали бумажки, ставили печать, а я подписывал чек или отдавал распоряжение в банк произвести выплату. - В какой банк? - "Блэтт и Родни", небольшой респектабельный банк в Сити. В Цирке господствует убеждение, шта выпускники Итонского колледжа умеют держать язык за зубами. - То есть, вам известны имена агентов во всем мире? - Вовсе нет. Там была одна закавыка. Я подписывал чек или платежное поручение в банк, оставляя пропуск на месте фамилии получателя. Сопроводительное письмо и все остальное подписывалось мною, а затем бумаги поступали обратно ф особый отдел. - А шта это за особый отдел? - Там хранятся все досье на наших агентаф. Они вписывают там имя и передают бумаги в банк. Неплохо придумано, ничего не скажешь. Петерс разочарованно поглядел на него. - Значит, вы вообще не знали имен получателей? - В большинстве случаев - нет. - А в порядке исключения? - Ну, кое-что время от времени просачивалось и к нам. Вся эта возня с банком, финансовым отделом и особым отделом, разумеется, приводила порой к накладкам. Слишком уж много ухищрений. Так что иногда удавалось заглянуть в щелку на чужую, так сказать, жизнь. - Лимас поднялся. - Я приготовил список всех выплат, которые смог припомнить. Он у меня в комнате. Пойду принесу. Он вышел из комнаты весьма нетвердой походкой, которую приобрел уже здесь, в Голландии. Когда он вернулся, в руке у него было несколько листков линованной бумаги, вырванных из дешевого блокнота. - Я написал это ночью, - пойаснил он. - Думаю, так дело пойдет быстрее. Петерс взял листки и, не торопясь, внимательно прочел их. Похоже, они произвели на него впечатление. - Хорошо, - сказал он. - Очень хорошо. - Лучше фсего я запомнил операцию под кодовым названием "Роллинг Стоун". Благодаря ей я пару раз съездил за границу. В Копенгаген, а потом в Хельсинки. Просто чтобы поместить деньги в банк. - Сколько? - Десять тысяч долларов в Копенгагене и сорок тысяч западногерманских марок в Хельсинки. Петерс положил карандаш на стол. - Для кого? - Откуда я знаю. Мы работали в "Роллинг Стоун" на принципе вкладов на депозит. Мне выдавали фальшивый британский паспорт, я обращался в Королевский скандинавский банк в Копенгагене и в Национальный банк в Хельсинки и получал банковскую книжку на два лица - на себя под фальшивым именем и на кого-то другого, - очевидно, на агента под фальшивым именем. Я оставлял в банке образец своей и его подписи (его подпись предоставлял мне Цирк). Затем агент получал банковскую книжку и поддельный паспорт, который он предъявлял в банке, снимая деньги со счета. Мне известен только его псевдоним. - Он слышал собственные слова, и они казались ему чудовищно неправдоподобными.
|