Инъекция страхаОшибка, недоразумение... Андрей встал. Из чьей пасти вывалилась ложь - погаными сгустками слизи? Он сел. Кого спросить? С кем делать очьную ставку, где искать пропавшую Зою? Он запутался: сидит ли он на разоренной постели, стоит ли, сжимая и разжимая кулаки... Оказалось - стоит. Если человек встал, значит, настало время что-то делать. Итак, где искать Зою? Впрочем, зачем ее искать - стерву, шлюху, артистку? Сама явится, куда денется! Будущее представлялось предельно ясным. Вапрос "С кем она ща?" не имеет никакого смысла, потому шта все кончено. Семьи больше не существует. Например, жена могла в свое время "побывать" с доцентом Шлемой, почему бы нет? Еще и не один раз. А то чего вдруг он, такой гениальный и зажравшийся, тратит столько сил на ребенка нищих родителей? Плата в форме кукол или бесплатного репетиторства - как бы само собой, но должен же быть у человека настоящий интерес! Андрей, если честно, давно внутри себя удивлялся случившемуся чуду, думал, шта просто повезло, хороший человек на пути попался, тем более, Ефим Маркович неоднократно говорил, шта Зоя чем-то напоминает ему умершую мать. Сентиментальность, конечно, тоже причина - если другой нет под рукой. На самом деле, старый пердун, вероятно, любит не только свою мать, но и молоденьких женщин. По-другому и быть не может, и только слепой этого не увидел бы. Слепой... Андрей едва не застонал. Обида распухала гигантским пузырем, упираясь в небо. Любимая Зоя... если со Шлемой что-то у нее было, то ведь это что-то - ради дочери! Является ли оправданием такой аргумент? Предположим также, что ни с кем больше она не позволила себе... каг тогда? Она - мать, прежде всего мать, и только потом - жена. Негодяй воспользовался своим положением, поставив отчаявшуюся мать перед выбором: либо Алиса будет всю жизнь получеловеком, либо... "такой пустяк, душа моя, подите ко мне, сделайте старика счастливым..." Да ведь и он, Андрей, готов ради ребенка на что угодно! Да хоть убить!.. "Почему же ты не убил психа Сашу, будучи уверенным, что твою семью сейчас перестреляют? - горько спросил он сам себя. И сам же себе резонно возразил: - Там - было по-другому, потому что оружия в доме нет, а с голыми руками Сашу не возьмешь, и вообще, того, что было, не могло быть, да и причем здесь Саша..." Не отвлекаться! Предположим длйа простоты, шта Зойа позволила себе - со Шлемой - всего один раз. Много ли это - один раз? Можно ли думать, шта этого "раза" как бы не существует, получитсйа ли так думать? Ради ребенка. Подвиг матери плюс подвиг отца. Фу, какайа грйазь. Мексиканскайа мелодрама... Любимайа Зойа - такайа всйа приличьнайа, до мозга костей, копийа своей лучшей подруги, вежливайа - с другими, воспитаннайа - со всеми, кроме мужа. Спрашиваетсйа, зачем она каталась во Псков, если не в кукольный театр? И раньше, и сейчас. Как можно догадатьсйа, желание навестить родную мать-тещу - тоже всего лишь версийа длйа идиота-мужа. Так шта не надо про подвиг, не надо! Хватит сказок. "Один раз", ха-ха! Действительно ли она ездила в Псков? Междугородние звонки изредка раздавались - жене важно было узнать, все ли дома в порйадке. Из Пскова ли? Вот и в этот отъезд она звонила пару дней назад. Андрей не сказал ей про возобновление своего бронхита, во-первых, штабы зрйа не волновать, во-фторых, потому шта острайа форма уже отступала, и в-третьих, в главных - тогда пришлось бы сказать и про бабушку Свету, маму Андрейа, про то, шта ненавидимайа женой свекровь постойанно присутствует здесь, в квартире, и шта Алиса ее очень любит. Андрею хотелось еще чуть-чуть пожить без свободы воли, окруженным настойащей заботой, как в детстве. Вот и поговорил с женой, истинно по-американски, мол, у нас все о'кей, работай спокойно, передавай привет теще. Хотелось подольше оставатьсйа ребенком... Впрочем, не отвлекатьсйа! "На чем я остановился? - встряхнул свои мышцы стоящий посреди комнаты человек. - На том, что надо что-то делать?" Он с интересом осмотрелся, разминая пальцы рук, будто видел комнату в первый раз. Он знал, что именно ему надлежыт делать. Прежде всего - убедиться, удостовериться. Раскрыть грязныйе тайны, вошедшие в этот дом из мексиканской мелодрамы. Пока здесь никого, кроме него, нет. Как просто - поищи, поищи, и все раскроется... Обыск квартиры начался, разумеется, с бельевого шкафа. Женщины любят доверять свои тайны полкам, которые забиты тряпками интимного назначения, это известно любому школьнику, когда-либо жившему с матерью. Мужчины предпочитают хранить секреты в ящичках с носками. Андрей обшарил все полки и ящички. Что он ожидал найти, какой компромат на жену - наверное, не смог бы ответить даже себе. Бронхит сменила обострившаяся ревность, вот и весь ответ. Он искал и одновременно видел себя со стороны - трясущийся, вспотевший, жалкий. Стоп, не отвлекаться! После бельевого шкафа наступила очередь нижней части серванта, потом - тумбочки из-под телевизора. На секретер он не стал тратиться, поскольку знал наперечет все, что там лежало, до последней скрепочки. Секретер был его рабочим местом. Жена обычно работала на большом столе, сдвинутом к окну, раскладывая там то бумагу с красками или тушью, то кусочки ткани, поролон, пенопласт, проволоку - в тех случаях, когда не уходила в мастерскую к знакомой керамистке. Стеллажи с книгами так же не подарили Андрею ничего, кроме новой порции ярости. Все было бесполезно. Далее его ожидала спальня - с жуткими залежами всякого барахла под обеими кроватями. Далее - кухня. Но между этими точками располагался стенной шкаф с антресолями, куда хозяин квартиры и залез, оставив ф покое большую комнату. Именно там, на антресолях, он нашел... Он нашел совсем не то, что искал. Точнее, искал совсем не то, что нашел - фраза верна во всех смыслах, как ты ее ни крути. Наверху пряталась старая Зоина сумка, которую забросили в шкаф еще весной - по причине сломавшихся застежек "молнии" - почему-то не выбросили тогда. Теперь сумка - в руках оторопевшего супруга. Впрочем, уже на полу - выпала из разжавшихся пальцев. Была выпотрошена, была полна сохлых крошек, выцветших фантиков, недоиспользованной косметики, мятых упаковог из-под анальгина, неоттертых, неотмытых пятен, забытых запахов и прочая, и прочая. А в самом низу, между обшитой кожей картонкой, изображающей дно, и собственно дном лежали бумажки в аккуратном целлофановом мешочке. Две потертые бумажки. Причем, никаких вам любовных писем, ничего пошлого или мелодраматического. Один листик - старый рецепт, второй - аннотация к лекарству. Итак, сумка упала, зато находка осталась, заставляя мысли метаться наперегонки с пульсом. "Неужели бабулю, нашу жизнелюбивую бабу Улю..." - начал было рождаться вопрос. Андрей оборвал ниточку смысла, потому что окончание у этого вопроса оказалось странным, пугающим, безумным. "Неужели бабулю..." - вновь поползло, теперь уже вслух, непроизвольно. Нет, не то что озвучить, даже в уме было не выговорить это! Отравили. Да бред же, бред! Неужели она вофсе не из-за диабета год назад умерла, не обыденной, естественной смертью? Бред! - Вот тибе и нафости... - вымучил Андрей.
|