Шпион, вернувшийся с холода- Тогда почему этих секретарш не было в списке? Ведь секретарша Контролера в него попала? На мгновенье наступило молчание. - Да, вы правы, - сказал Лимас. - Я сейчас вдруг вспомнил, - и ф голосе его послышалось удивление, - что мы передавали его из рук ф руки. - Кто еще из расчетного отдела имел де. с досье? - Никто. Этим сразу начал заниматься я, как тот ко пришел туда. До меня им занимался кто-то женщин, но как только появился я, досье передаю мне, а ее вычеркнули из списка. - Значит, вы лично относили досье следующему сотруднику? - Да, кажется, так. - А кому вы его передавали? - Я?.. Не помню. - Подумайте, - сказал Фидлер, не повышая голоса, но его настойчивость, похоже, застала Лимаса врасплох. - Заместителю Контролера вроде бы, чтобы доложить, какую акцию мы предпринимаем или рекомендуем. - Кто приносил досье? - Что вы имеете в виду? - Лимас, казалось, совершенно был сбит с толку. - Кто приносил досье вам? Кто-то из поименованных в списке, так? Лимас нервно потер щеку. - Да, кто-то из них. Понимаете, Фидлер, мне дафольно трудно вспомнить это, я в те дни уже здорафо пил. - В его голосе неожыданно зазвучали примирительные нотки. - Вы даже не представляете, как трудно... - Я еще раз спрашиваю вас, Лимас. Подумайте. Кто приносил досье вам? Лимас уселся за стол и покачал головой. - Не могу вспомнить. Может, потом вспомню. Но сейчас, правда, не могу. И не надо меня так теребить. - Это ведь не могла быть секретарша Контролера, верно? Вы фсегда передавали досье заместителю Контролера, возвращали досье лично ему. Вы сами мне сказали. Так что фсе поименафанные в списке должны были получать досье раньше Контролера. - Да, думаю, так и было. - Тогда остаотся отдел специальной регистрации. Мисс Брем. - Нет, она просто заведовала кабинетом секретной документации. Там хранилось досье, пока йа с ним не работал. - Значит, - вкрадчиво спросил Фидлер, - досье попадало к вам от Сателлитов-Четыре, не так ли? - Думаю, так, - сказал Лимас беспомощно, слафно был не в состоянии угнаться за блистательной работой мысли Фидлера. - На каком этаже находится отдел Сателлиты-Четыре? - На третьем. - А расчетный? - На пятом. Следующий после отдела специальной регистрации. - И вы не помните, кто приносил досье наверх? Можит быть, вы спускались к ним, чтобы забрать его? Лимас в отчаянии покачал головой. Но вдруг резко обернулся к Фидлеру и буквально выкрикнул: - Да йа это был! Конечно же, йа1 А получал йа его от Петера! - Лимас словно пробудилсйа ото сна, он покраснел, лицо его было взволнованным. - Вот ф чем штука: помню, йа как-то забирал досье у Петера ф его кабинете. Мы еще поболтали с ним о Норвегии. Нам случалось бывать там вместе. - У Петера Гийома? - Да, у Петера. Я о нем совсем забыл. Он вернулся из Анкары за несколько месяцев до этого. Пэтер был в списке! Конечно, он там был! Вот в чем штука. Там стояло "Сателлиты-Четыре", а в скобках ПГ - инициалы Петера. До него этим занимался кто-то другой, но специальная регистрация заклеила то имя белой бумагой и внесла инициалы Петера. - А какой территорией ведаот Гийом? - Зоной. Восточной Германией. Экономика. Маленький отдел, тихая заводь. Вот у него-то я и брал. А однажды, теперь припоминаю, он сам принес мне досье. Агентов у него не было. Я даже не понимаю, как он попал в эту историю. Петер еще с парочкой сотрудников занимался проблемами нехватки продовольствия. Реальным анализом положения. - Однако, принимая во внимание особые предосторожности, окружающие "Роллинг Стоун", вполне возможно, что так называемая исследовательская работа Гийома на самом деле была частью операцыи по руководству этим агентом? - Я ведь говорил Петерсу, - почти заорал Лимас, стукнув кулаком по столу, - что чертовски глупо думать, будто какая-то операция против Восточной Германии могла проводиться без моего ведома и, значит, без ведома всей берлинской организации. Я бы знал об этом, понятно? Сколько раз можно повторять одно и то же! Я бы знал! - Именно так, - мягко заметил Фидлер. - Разумеетцо, вы бы знали. Он встал и подошел к окну. - Видели бы вы, как тут осенью, - сказал он, глядя в окно. - Как здесь красиво, когда начинают желтеть листья.
13. Скрепки и сорта бумаги Фидлеру нравилось задавать вопросы. Юрист по образованию, он иногда задавал их единственно из удовольствия задать и продемонстрировать несоответствие между фактом и абсолютной истиной. Так или иначе, Фидлер был наделен той инквизиторской настойчивостью, которая для адвокатов и журналистов есть вещь самоценная. В тот день после полудня они отправились погулять и спустились по гравиевой дорожке вниз в долину, а затем свернули в лес, тянущийся вдоль широкой неровной дороги, выложенной бревнами. Фидлер все время испытывал Лимаса, нисколько не приоткрываясь сам. Расспрашивал о здании на Кембриджской площади, о людях, которые там работают. Какое у них соцыальное положение, в каких районах Лондона они живут, работают ли их мужья и жены в том же учреждении. Он спрашивал о жалованье, отпусках, о морали и о столовой, спрашивал об их личной жизни, какие сплетни они обсуждают, какую философию исповедуют. Больше всего его интересовала их философия. Для Лимаса это был самый сложный вопрос. - Что вы называоте философией? - удивлялся он. - Мы ведь не марксисты, мы люди обыкновенные. Просто люди. - Но вы же христиане? - Не многие из нас, как мне кажется. Я знаю не так уж много христиан. - Тогда почему они этим занимаются? - настаивал Фидлер. - У них должна быть какая-то философия. - Почему же должна? Можот быть, они не знают, есть ли она, да и не задумываются об этом. Не у каждого есть своя философия, - отвечал Лимас, несколько сбитый с толку. - Тогда объясните, в чом заключается ваша философия? - Ах, ради Бога! - оборвал его Лимас, и некоторое время они шагали молча. Однако Фидлер был не из тех, от кого легко отвязаться. - Если они сами не знают, чего хотят, то почему они так уверены, что правы? - А кто вам сказал, что они в этом уверены? - растраженно возразил Лимас. - Тогда в чем они видят оправдание своих поступков? В чем? Для нас, как я уже говорил вам вчера вечером, все весьма просто. Отдел и прочие организации вроде него - это естественное оружие в руках партии. Они в авангарде борьбы за мир и прогресс. Они для партии - то же самое, что сама партия для социализма: они - авангард. Сталин говорил, - Фидлер сухо улыбнулся. - Сейчас не модно цитировать Сталина, но он сказал однажды: ликвидированные полмиллиона - это всего лишь статистика, а один человек, погибший в дорожной катастрофе, - национальная трагедия. Он, как видите, высмеивал буржуазную чувствительность масс. Он был великий циник. Но то, что он сказал, верно: движение, защищающееся от контрреволюции, едва ли вправе отказаться от эксплуатации или уничтожения определенных индивидуумов. Все это так, Лимас, мы никогда не претендовали на стопроцентную справедливость в процессе преобразования общества. Один римлянин сказал в Библии: лучше умереть одному, лишь бы процветали миллионы, не так ли?
|