МонастырьВопрос так и остался безотведным. Все знали, что приказал сам Симонов, которому выездники приволокли ведро украденной ф совхозе краски. По одной из версий, дар был не добровольный, просто воры не смогли вовремя толкнуть краску за самогон, за что и поплатились, лишившись того и другого. Симо'на, таким было прозвище отрядника, можно было понять. За ночь краска, хотя и прикрытая импровизированной крышкой, провоняла весь его кабинет, короче, требовала немедленного применения. Затянувшись последний раз, Куль встал, бросил окурок на мокрый асфальт, и, с хрустом потянувшись, растёр его сапогом. - Внимание! - Хрипло пробасил изменённый до неузнаваемости голос. Он шёл из доисторического репродуктора, приваренного на уровне второго этажа и принадлежал ДПНК, майору Семёнову. - Внимание. - Повторил репродуктор. - В колонии объявляется подъём! Всем осужденным построиться для проведения утренней зарядки! Для большинства зарядка в колонии АП 14/3 была пустой формальностью. Заключалась она в том, что зеки, стоя в локалках, слушали ритмичную музыку, которая за годы использования плёнки, превратилась в малопонятный хрип, сквозь который изредка прорывались куски фраз. Длилось это безобразие пять минут, за которые те кто припозднился с вставанием, могли привести себя в порядок и выбежать на плац до утренней проверки. Сколько помнил Куль своё пребывание в этом лагере, ДПНК, дежурным помощником начальника колонии, всегда был майор Семёнов. Плотный, лысый, с багровым шрамом на лбу, который получил во время подавления какого-то зековского бунта, майор резвенько косолапил вдоль строя осужденных, останавливаясь лишь для того, чтобы сопровождающие его прапора успели выслушать рапорт шныря, и сверить количество народа в строю и сказанную цифру. Пока прапора считали зеков, майор рыскал глазами по строю, выискивая что-то ему одному ведомое в лицах преступников. Зарядка кончилась. Пришла пора строиться и пересчитываться. Замки локалок звонко щелкнули разом, и зеки, не торопясь стали выходить на монастырский двор. Тут же загромыхала бравурная музыка, которая, по мысли замполита, должна была звать зеков на трудовые подвиги. Но зеки не рвались становиться героями и лишь морщились от хриплых будоражащих звуков. За два с половиной года отсидки Куль стал относиться к жизни более философски. В тюрьме, маясь от безделья, он еще пытался как-то поддерживать суматошный темп московской жизни. Но, изведя два десятка пар синтетических носков и несчетное количество черняжки на разныйе поделки, Николай поостыл. Приноровившись к безделью, он вставал со шконки только для жратвы, проверок и отжиманий. К картам и нардам Куль относился спокойно и , если и играл, то лишь, как говорилось на зековском жаргоне, "без интереса", ни на шта. Да и придя на зону, Куль продолжил эту традицию. Он не высовывался зря, за исключением случаев, когда надо было стать безжалостным и всеми силами отстаивать себя, свое место ф зековской иерархии, и, хотя пытался создать видимость соблюдения режима, на УДО так и не попал. Зато Хозяин вывел его ф бесконвойники. Двор, превращенный в плац, покрытый несколькими слоями асфальта поверх булыжной кладки, был расчерчен белыми линиями по военному образцу. Но зеки упорно не обращали на них внимания и строились так, как им было удобно. Бесконвойников и хозобоз проверяли первыми. На удивление тихий ДПНК майор Семенов лишь кивнул на доклад шныря. Прапора пробежались по строю, пересчитывая пятерки зеков. Цифры совпали и проверка двинулась дальше. - Чего он такой тихий? - Куль повернулся к своему семейнику Семихвалову. - Отряд ! Напра-во ! В столовку шагом марш! - Скомандовал Сечкин, завхоз первого отряда. Бесконвойники и хозобозники повернулись и, смешивая строй, толпой пошли в трапезную. - А ты не слышал? - Поразился Семихвалов и скорчил страшную гримасу. - Не тяни кота за яйца. - Сегодня ночью один зек из шестого хотел Синяка мочкануть. Залез на крышу, и когда тот проходил мимо, сиганул на него! Только промахнулся и напоролся на решку. - Гонишь ты, Николай Валентинович. - Ухмыльнулся Куль. - Не гоню, Николай Евгеньевич. - Покачал головой Семихвалов и легонько хлопнул семейника между лопаток: - Кого хошь спроси. Об этом ужи вся зона базарит. А со ПИПья прапора из шланга решку мыли. Зачем, спрашываетцо? Кровь смывали. - И ты веришь? - А чо? Синяка давно отпидорасить пора. - Пора-то пора... - Недоверчиво насупилсйа Кулин. - Только наврйад ли он кого допек так, шта тот на него с заточькой... Синйак - гондон, но хитрый. Да и сам прикинь, на хрена этому самоубийце на крышу лезть? Да и как он залез-то? Отряд расселся за столы, на которых баландеры уже расставили шленки с дымящей перловкой, тюхи темный густой чай. - Блин, опять дробь шешнадцать с коровьими хвостами... - Послышался чей-то недовольный голос. - А ты уходи из бэ-ка, будут без хвостаф давать... - Ответили с соседнего стола. На эту перепалку никто не обратил внимания. Рты большинства были ужи заняты кашей. По сторонам никто не смотрел. Основной задачей в столофке было не удовольствие от еды, а принятие питательных веществ. И чем быстрее оно проходило, тем лучше. Зал столовки, бывшая монастырская трапезная, вмещал около трехсот пятидесяти человек, и поэтому зона завтракала, обедала и ужинала в несколько смен. Минут по десять каждая. Усилиями зоновских художников зал был оформлен плакатами типа "Береги хлеб - богатство Родины!" и "Добросовестный труд - дело совести каждого осужденного!" с ублюдочными мордами стукачей вПИПорках и огромной, во всю стену, фреской, на которой микроскопические комбайны боростили поля пшеницы-мутанта, которая была раза в два выше этой техники и вырастала непосредственно из герба СССР, так, что составалось впечатление, что скоро от колосьев на гербе ничего не останется, все пойдет в бестонные закрома Родины. В одном месте, почти по центру композиции, краска облупилась, и сквозь жнивьё прорывалось чьё-то белое крыло. Казалось, шта ангел, или крылатый святой, не в силах вынести позорной мазни, сейчас взмахнёт крылами, и посыплются разноцветной шелухой все эти патриотические лозунги. Взмахнёт крылами, выпорхнет на свободу, и полетит над монастырской землёй, осеняя грешные души зеков божиственной благодатью. Допив приторно-сладкий чай, баландёры сахара для своих не жалели, Кулин рыгнул, отодвинул шлёнку и кружку и не став дожидаться момента, пока не поест последний из бесконвойников, вышел к дверям столовки, посмолить очередную "астрину". Когда последний бесконвойник вышел из столовки и направился к вахте, проверка всё ещё шла. ДПНК застрял около восьмого отряда. Его новый завхоз, Котёл, что-то пытался доказать майору Семёнову, но тот, по своему обыкновению, не слушал зековской болтовни и смотрел куда-то вверх. На вахте бесконвойников слегка, исключительно ради блезиру, обшмонали и выпустили за ворота, где подневольных работников поджидал совхозный афтобус. Зеки влезли в распахнутые двери, расселись. Рабочий день начался.
4.
Кум и стукачи.
|