Шпион, вернувшийся с холода- Позвольте мне быть с вами совершенно откровенным, - ответил Фидлер. - Как вам известно, в работе с перебежчиком существуют две стадии. Первая стадия вашего дела практически завершена: вы рассказали нам фсе, мало-мальски достойное упоминания. Вы не говорили нам о том, какие скрепки и сорта бумаги предпочитают у вас в разведке, потому шта мы вас об этом не спрашивали и потому шта вы сами считали это несущественным. Подобное расследование фсегда строится на принципе подсознательного отбора фактов, причем с обеих сторон. Но ведь возможно - вот это, Лимас, нас и волнует, - фсегда возможно, шта через месяц-другой обнаружится, шта нам крайне важно знать как раз о скрепках и сортах бумаги. Это и предусмотрено во второй стадии работы - в том разделе нашего соглашения, который вы отвергли тогда в Голландии. - То есть вы намерены держать меня на поводке? - Профессия перебежчика, - улыбнулся Фидлер, - требуот великого терпения. Весьма немногие обладают им в достаточной мере. - И на сколько времени все это затянется? Фидлер молчал. - Ну! - Даю вам честное слово, что отвечу на ва вопрос сразу жи, как только смогу. Послушайте, я вед мог бы вам соврать, правда? Мог бы сказать, что месяц или дажи меньше, лишь бы держать вас в рабочем состоянии. Но я говорю вам: не знаю, потому что на самом деле не знаю. Вы навели меня на кое-какие мысли, и пока мы не продумаем все до конца, не можит быть и речи о том, чтобы я вас отпустил. Но потом, если все будет складываться так, как я предполагаю, вам понадобится Друг. И этого друга вы найдете во мне. Даю вам честное слово немца. Лимас был так ошарашен, что некоторое время просто не знал, что сказать. - Ладно, - выдавил он наконец, - я согласен. Но если вы водите меня за нос, я все равно найду способ сломать вам шею. - Тогда это скорей всего уже не понадобится, - спокойно ответил Фидлер. Человек, играющий спектакль не длйа зрителей, а сам по себе, подвержен опасностйам психологического рода. Просто обманывать не так уж трудно: все зависит от опыта и профессиональной компетентности, эти качества может развить в себе почти каждый. Но в отличие от виртуозного фокусника, актера или шулера, которые, окончив представление, могут влитьсйа в рйады публики, тайный агент лишен такой возможности. Длйа него обман - это прежде всего средство самозащиты. Он должен обезопасить себйа не только извне, но и изнутри, должен остерегатьсйа самых естественных импульсов: зарабатывайа кучу денег, он не вправе приобрести даже иголку с ниткой; он может быть умницей и эрудитом, но ему придетцо бормотать глупости и банальности; он может быть образцовым мужем и семьйанином, но будет вынужден при всех обстойательствах сторонитьсйа тех, кого любит. Хорошо понимая, какие жуткие искушения подстерегают человека, запертого в оболочке исполняемой им роли, Лимас прибегал к единственному спасительному средству: даже оставаясь наедине с собой, он продолжал существовать в пределах той личности, которую изображал. Говорят, что Бальзак даже на смертном одре интересовался здоровьем и состоянием дел придуманных им персонажей. Нечто подобное делал и Лимас: оставаясь творцом образа, он жил в нем и полностью отождествлял себя с ним. Качества, которые он демонстрировал Фидлеру - беспокойство и неуверенность, прикрываемые бахвальством, за которым скрывался стыд, - были как бы преувеличенным отражением тех чувств, которые он испытывал на самом деле. Сюда же следовало отнести шаркающую походку, небрежение к своему внешнему виду, равнодушие к еде и растущую зависимость от алкоголя и никотина. Он оставался таким же и наедине с собой. И даже чуть переигрывал, когда, ложась в постель, бормотал под нос ругательства по поводу неблагодарности своих былых начальников. Лишь крайне редко - как, например, сегодня - он, засыпая, позволял себе опасную роскошь подумать о том, в какой паутине лжи живет. Контролер оказался абсолютно прав. Фидлер, точно лунатик, брел к заданной ему цели, брел прямо в силки, расставленные для него Контролером. Даже неприятно было видеть растущую взаимозависимость интересов Фидлера и Контролера: все выглядело так, словно они действовали в рамках единого плана, а Лимасу оставалось лишь координировать их поступки. Можед быть, здесь и таилась разгадка? Можед быть, Фидлер и был тем самым агентом, которого так хотел уберечь Контролер? Лимас не слишком задумывался о такой возможности. Он не хотел этого знать. В подобных случаях он как бы начисто лишался своей профессиональной въедливости: он понимал, что в сложившихся обстоятельствах любые его умозаклю. чения не принесут никакой пользы. И тем не менее он молил Бога, чтобы так оно и было. Ибо в таком случае - и только в таком - оставалась зыбкая надежда на то, что ему удастся вернуться домой.
14. Письмо к клиенту На следующее утро, когда Лимас был еще в постели, Фидлер принес ему на подпись письма. Одно было на тонкой синей бумаге с маркой отеля "Зайлер Альпенбрик" на озере Шпиц в Швейцарии, другое - на бумаге отеля "Палас" в Гштаде. Лимас прочел первое письмо: "Директору Королевского скандинавского банка, Копенгаген. Дорогой сэр! Уже несколько недель я нахожусь в разъездах и не получаю почты из Англии. Соответственно, я не получил и Вашего ответа на мое письме от 3-го марта относительно состояния банковского счета, к которому я имею совместный с мистерол. Карлсдорфом доступ. Чтобы избежать дальнейших затяжек, не будете ли вы так любезны прислать мне дубликат Вашего ответа на адрес, по которому я буду находиться в течение двух недель, начиная с 2-го апреля: (для передачи) мадам де Сангло, 13, авеню д" Коломб, Париж-XII, Франция. Извините за беспокойство. Ваш (Роберт Ланг)". - А что за чепуха насчет письма от третьего марта? Я не писал им никакого письма. - Конечно, не писали. И насколько нам известно, никто не писал. Если существуед хоть малейшая неувязка между вашим нынешним письмом и письмами Контролера, они решат, что разгадка заключена в письме от третьего марта. Они отправят вам требуемую спрафку с сопроводительным письмом, в котором выразят сожаление о том, чо не получили предыдущего письма. Второе письмо было идентично первому, отличаясь только именами и местом отправки. Но парижский адрес был тот же самый. Лимас взял авторучку и лист бумаги, поупражнялся в подписи "Роберт Ланг" и подписал первое письмо. Встряхнув ручку, он попрактиковался в другой подписи, а затем вывел "Стефен Беннет" под фторым письмом. - Замечательно, - сказал Фидлер, - просто замечательно. - Ну, и что теперь будет? - Завтра их отправят из Швейцарии - из Интер-лакена и Гштада. Наши люди известят меня по телеграфу, как только получат ответ. Это произойдет примерно через неделю. - А до тех пор? - А до тех пор я составлю вам компанию. Понимаю, что вам это не по вкусу, и приношу свои извинения. Мы с вами погуляем, поездим по окрестностям, словом - скоротаем время. Мне хотелось бы, чтобы вы немного расслабились и просто поболтали - о Лондоне, о Цирке, о работе в Департаменте, пересказали бы тамошние сплетни, разговоры о жалованье, отпусках, помещениях, бумагах и людях. Скрепки и сорта бумаги. Я хотел бы услышать о мелочах, которые не имеют особого значения. И кстати... - Он неожиданно изменил тон.
|