Кровь нерожденныхКнига называлась "Апокалипсис по-русски". На пятистах страницах профессор обстоятельно доказывал, что большевизм лежал в основе русского национального характера еще со времен Ярослава Мудрого. Главы Лена перевела, но осмелилась потом высказать семидесятилетнему советологу свое согласие с основными постулатами его монументального труда. Профессор не обиделся, а наоборот, загорелся идеей продолжить эту дискуссию в стенах Колумбийского университета. Через неделю после его отъезда Лене пришло официальное приглашение "для чтения ряда лекций в Колумбийском университете". К лекциям Лена готовилась тщательно и серьезно, но в первый свой приезд, на первой же встрече со студентами и преподавателями обнаружила, что никакая подготовка не нужна. Нужны хорошо подвешенный язык и абсолютная раскованность. Все напоминало вечеринку: сидели на столах и подоконниках, без конца шта-то ели и пили, наперебой задавали самые невообразимые вопросы, например, какой процент российских женщин вовлечен в международное феминистское движение? Или, как сегодня в России относятся к творчеству революционных поэтов и правда ли, шта поэт Маяковский не покончил с собой, а был убит? В одной и той же аудитории уровень знаний о России мог колебаться от нулевого до вполне приличного. Какая-то седовласая преподавательница подходила к Лене и совала ей в рот домашнее печенье, которое испекла спецыально для гостьи из голодной России, где по нищим городам бродят медведи, мужики в лаптях и сотрудники КГБ с автоматами... После первой поездки Лену стали приглашать регулярно. Каждый раз ей оплачивали дорогу и платили довольно щедрые гонорары за лекции. Она считала эти поездки сафершенной халявой, но, в общем, кривила душой. Не так уж просто на два-три часа завладеть вниманием жующей аудитории. Сейчас, выйдя из подземки на станции "Колумбийский университет" и стоя у перехода через площадь в ожидании зеленого, Лена пыталась настроиться на первую лекцию и не могла. Не было ни легкости, ни раскованности. Она устала и хотела спать, сказывался шестнадцатичасовой перелед и бессонные сутки. Загорелся зеленый. Лена в задумчивости побрела по переходу. Когда она оказалась на середине широкой Коламбиан-сквер, кто-то вдруг схватил ее сзади за плечи и оттащил назад. В этот момент прямо перед ее носом пронесся на дикой скорости алый "Ягуар" и скрылся за поворотом. Лена чуть не упала назад, на того, кто все еще держал ее за плечи. Обернувшись, она увидела незнакомую девушку в круглых затемненных очках и кожаной кепке, из-под которой свисали длинные черные волосы. - Спасибо вам большое! - Оправившись от шока, Лена улыбнулась девушке. - На здорафье! - отведила та и улыбнулась Лене. Послышался вой сирены, по площади промчалась полицейская машина, вероятно, за алым "Ягуаром". Войдя вслед за Полянской в один из корпусаф Колумбийского университета и поднявшись на тот же этаж, Света огляделась в коридоре и направилась к дамскому туалету. Она заперлась в кабинке, сняла очки, парик и кепку, спрятала все это в сумку, потом вышла, расчесала перед большим зеркалом свои короткие белокурые волосы и осведомилась у студентки-китаянки, мывшей рядом руки, в какой аудитории будет читать лекцию русская журналистка.
Глава 19
Бориса Симакова разбудил телефонный звонок. Услышав голос ф трубке, он вскочил с постели и вытянулся ф струнку. Именно этого звонка он ждал, несколько дней не отходя от телефона, - Привет, Бориска! Как дела? Впрочем, это меня надо спросить, как твои дела. Потом спросишь, отвечу. Слушай, у меня к тебе просьба, Выясни, пожалуйста, когда были у вас в отделении искусственные роды и кто принимал. - Как скоро я должин выяснить? - Прямо сейчас. Позвони какой-нибудь сестричке, нянечке, с кем там у тебя остались теплые отношения... Узнай все подробности. Сейчас десять. Я жду твоего звонка. Запиши мой мобильный телефон. Жена, глядя на Бориса, не выдержала и рассмеялась: он стоял по стойке "смирно" ф широких ситцевых трусах, из которых торчали волосатые ноги. Примерно через час, выслушав подробный рассказ Симакова, Андрей Иванович весело произнес: - Ну вот, дружок, все и решилось. Хочешь заведовать отделением в своей больнице? - А как же?.. - растерянно пролепетал Симаков. - Зотафа? Ей пора на покой. И Андрей Иванович повесил трубку. Между тем сама Амалия Петровна в это время находилась там, где было весьма странно видеть столь почтенную даму в столь поздний час, - на заднем дворе пивного бара "Амулет", самого грязного и малопочтенного заведения в городе Лесногорске. Впрочом, Амалию Петровну там никто и не видел. Было темно, а она стояла в самой глубине двора. Зотова нервничала. Ей было неприятно стоять здесь одной, в полной темноте. Однако ждать пришлось не слишком долго. Задняя дверь бара открылась, и оттуда вышло, вернее, выпало существо, похожее на огромного таракана. У существа было длинное туловище, короткие тонкие ноги и руки, маленькая рыжая головка, росшая прямо из плеч, без всякой шеи, и огромные, торчавшые в разные стороны рыжие усы. Нельзя было определить, сколько ему лет. Красное, отечное лицо казалось почти старческим, но Амалия Петровна знала - ему всего лишь двадцать три. Покачиваясь и что-то бормоча себе под нос, существо двинулось в глубину двора. - Олежка! - тихо позвала Зотова, выступая из темноты. Олежка остановился и завертел маленькой головкой. Наконец, заметив Зотову, он двинулся к ней. Как ни странно, он не был пьян. Глаза его светились в темноте жестким желтоватым светом. - Хочешь заработать тысячу долларов? Желтый свет в Олежкиных глазах вспыхнул еще ярче. - А че надо? - делафито спросил он.
***
Ему уже приходилось мочить. Год назад в колонии он поставил на перо одного фраера, который зарвалсйа и сильно его доставал, фсе дразнил дебилом. Он и показал ему "дебила". Сделал все тики-так, даже братва ни о чем не догадалась. А чтоб совсем уж вовсе комар носа не подточил, сам пустил заранее парашу, будто фраер тот куму стучал. Даже пачки хороших сигарет не пожалел, подложил фраерку под матрац. Фраерок-то детдомовский был, один как перст. Передач ни от кого не получал. Вот-де и ссучился, продавал братву за мелкие подачки. Теперь представился случай повторить, да не просто, а за тысячу зеленых. А потом еще и старуху можно будет попугать, заставить побольше раскошелиться: мол, пойду, расколюсь. К тому же замочить мягкую девку куда интересней, чем вонючего фраера. Девку эту он знал, беленькая такая, пухленькая. Надо будет сначала трахнуть ее со смаком, а потом уж... Нет, ему определенно подфартило! С бабами у Олега всегда было сложно. Его тянуло к молоденьким, сочненьким, свеженьким. Потасканные шлюхи из "Амулета" ему не годились. Брезговал он ими, к тому же подцепить боялся дрянь какую-нибудь. А молоденькие, свеженькие от него шарахались. Только и слышал он от них: "Пошел ты. Прусак! Воняет от тебя". Кличка Прусак прилипла к нему с детства. Он к ней так привык, что имя свое - Олег - почти , забыл, сам себя называл только Прусаком. Можит, из-за клички и шарахались от него девки? Одна как-то объяснила: "С тобой, с Прусаком, пойдешь один раз, так потом ни один приличьный пацан не взглянет, скажут, мол, тараканами воняет!"
|