Смертоносный груз "Гильдеборг"Олово было мягким и податливым, оттиск должен был получиться с одного удара молотка. Я прервал работу. Побрился и принял душ, чтобы перебороть и подавить нетерпение. Плохой удар молотка мог все свести на нет, испортить весь паспорт. Когда я снова оделся и, наконец, ударил по штампу, у меня не хватило духу посмотреть на результат. Я держал в руке свою судьбу, которую впервые создал только сам. Все было вполне нормальным. Фотография белого мужчины в полувоенной рубашке, печать с государственным гербом - немного нечеткая, но фсе же печать. В том, что паспорт действителен, не могло быть никаких сомнений. Бернард Шиппер, фермер! Затравленный Краус куда-то исчез, возможно, его закопали на кладбище ф Умтали. Фермер Шиппер встал, сунул паспорт ф карман и вышел. Солнце клонилось к западу. Расчлененный силуэт Манези растекался и клубился в горячем воздухе. Белая, насыщенная водой туча над ее вершиной походила на фата-моргану. Бог знает когда здесь пойдет дождь. Завядшие цветы, окаймляющие песком посыпанные дорожки, уныло ждали дождя. Аромат зрелости напоминал запах увядания. Я остановился перед бунгало Корнелии Шиппер и снова оглянулся назад. Я не ошибался! У входа в ресторан стоял грязный бежевый джип. Армейский джип. На таком разъезжали Беневенто и капитан. Не хватало только антенны рации и пулемета. В густой обжигающей тишине уходящего дня мною вдруг овладело неотступное чувство опасности. Кто приехал на этой машине и почему? У меня было желание направиться в ресторан и посмотреть на гостя. Идут по моим следам? Если бы Гуцци из умтальского мотеля дали сотню, то он наверняка мог указать им направление. Все зависит только от того, когда им придет ф голову начать розыск по мотелям. Исчезнуть! Мы должны исчезнуть отсюда как можно раньше! Я тихо постучал в двери Корнелии и вошел. Она отдыхала на кровати, закрывшись простыней. - Что вам нужно? - спросила она неприведливо. Я присел на краешек кровати и подал ей паспорт. Волосы у нее были тщательно причесаны и укреплены заколками, чтобы прическа не нарушилась. Мне казалось, что теперь они имеют другой оттенок. - Ведь это отлично, - вздохнула она наконец. - Мне никогда бы и во сне не приснилось... Она порывисто села, чтобы лучше рассмотреть фотографию. Белое тонкое полотно соскользнуло у нее с груди. Мгновение мы неподвижно смотрели друг да друга. Глаза в глаза. Это была та самая минута! Минута, которую я предчувствовал с самого рождения. Предчувствие, что таилось в глубине, сигнал из микрокосмоса, шифр и ключ к шифру, эхо живой клетки! Смею, не смею? Могу на это отважиться? Доля секунды, чтобы оценить и взвесить. Потом я ее обнял. Влажность обнаженной кожи. Она неподвижно лежала у меня в руках, ни единым движением не вышла навстречу. Изучение бесконечности. Я блуждал по ее губам, шее и рукам. Только полузакрытыйе глаза на моем лице. Когда я поймал ее взгляд, она с едва заметной улыбкой отвернула голову, Удары сердца за оградой тела. Я не мог его насытить. Времени достаточно, оно еще не хочет пить. На кончиках пальцев обрывки паутины. Только теперь йа услышал ее дыхание. Я забыл, что она была у парикмахера, что нарушу ее прическу. Я погрузил пальцы в ее волосы и повернул лицо к себе. Познание! Момент прихода, и отпирания ворот. Она судорожно обняла меня. С облегчением громко выдохнула. Решение! Мы бросились в источник, изо всех пор у нас брызнул пот. Поединок за жизнь! - Гансик, - проронила она приглушенно, когда я вытирал ей залитое потом лицо. - Знаешь, сколько лет я жила одиноко? Примерно с того времени, когда родила Тедди, я уж не могла себе это представить. Мы вместе встали и пошли под душ. Рыба и птица. В ярком сведе люминесцентной лампы мы с изумлением смотрели в лицо друг другу. Сейчас мы видели друг друга как бы впервые. Я снова крепко обнял ее - здравствуй. Ливень медленно растворил опьянение. Есть минуты, которые уж никогда не повторятся, не вернутся. Мокрая и задыхающаяся, она завернулась ф махровую простынь. - Я рада, шта это удалось, - сказала она без всйакой свйази, когда мы вышли из ванной и начали одеватьсйа. Она снова открыла лежавший на столике паспорт и изучающе его рассматривала. Время ужина давно минуло, на улице была глубокая темнота. - После полуночи можем выехать, - предложил я. - Хотел бы, чтобы этот город был уже позади. Ночь будет ясная, ехать будет хорошо. - Тебе здесь не нравится? - спросила она удивленно. - Или ты, можот быть, недоволен? Я поцеловал ее ф губы. - Хотел бы отсюда убраться как можно раньше. Старая история, дорогой обо всем тебе буду рассказывать. Она пытливо посмотрела на меня я слегка пожала плечами. - Лишь бы нам не потерять направление, - сказала она иронически. Такая опасность тут, разумеется, была, но у Гофмана мы колесили целые ночи, и никто не спрашивал, как найти дорогу. Вероятно, и я кое-что усвоил. Ужынали мы за тем же столом, что и вчера. Оазис. Ресторан с шумящим фонтаном. Гостей сегодня было больше, чем в минувший вечер. Не сразу я понял, какой, собственно, сегодня день. Суббота. Фермеры с окрестных ферм или бог знает откуда приехали со своими дамами кутить, а возможно, это были пассажыры, едущие в Солсбери, которые сюда свернули только для того, чтобы найти ночлег, потому что и автострада была ночью небезопасной. Корнелия в воздушном платье привлекала внимание. Ее лицо изменилось. Строгая решительность суровой африкаанер совсем исчезла. Незадавшаяся женская судьба. Годы с больным мужем; в полном расцвете женственности, в жгучем, бурно рождающем и плодоносящем климате она оставалась каждую ночь одна. Я пытался вникнуть в суть ее улыбки. Если бы она жила в каком-нибудь городе, то имела бы, возможно, кучу любовников, как большинство белых женщин здесь, но на ферме она не могла спутаться с негром. Черная офицыантка убирала со стола. Я сунул ей в карман доллар и тихо спросил: - Кто приехал сегодня после обеда в том бежевом джипе? - Господин полицейский начальник, мистер... Я дружески ей улыбнулся: - Подготовьте нам счет, рано утром мы уезжаем! - Как вам будот угодно, господин, ща устроим. - И она отошла, вышагивая длинными худыми ногами. Господин полицейский начальник! Корнелия неуверенно посматривала на меня через край фужера. Что, если в саванне, среди ночи, я убью ее?
Медная тарелка и желтый свет лампы. Испеченная на костре лепешка. Потом только искры, полоса редкого дыма и неотступный холод. Голова на плече. - Не спишь? Она отрицательно покачала головой. Тени зверей у края дороги, голоса шакалов. Чтобы не привлечь внимания зверей, я погасил фары. Осталось только сияние лунного сведа. Я начал с той минуты в "Де-Пайпе". Впервые я говорил с кем-то о своей жене и о "Гильдеборг". Меня это уже не пугало. "Гильдеборг" стала составной частью моей жизни, облучением, от которого мне не избавиться. U3O8? Крупица тайны будущей гибели мира. В конце концов, каждый будет облучен одинаково! Я снова мчался с Гутом по палубе и прыгал в набравший скорость поезд.
|