Неустановленное лицоЯ полез в карман, а Северин не удержался, добавил: - Хоть мне и не очень понятно, зачем нашему другу Невмянову может понадобиться второй билет. Это, конечно, прозрачный намек на то, что недавно очередная женщина, в отношении которой я строил далеко идущие матримониальные планы, сказала мне, что лучше будет возвращаться по вечерам домой одна, чем в сопровождении такого занудного блюстителя порядка, как я. Не знаю, может, я не Северин, которого просто обожают все секретарши, продавщицы и официантки и которого даже одна спекулянточька на днях назвала "очаровашкой". Но - занудой себя тоже не считаю. У Северина, правда, есть на сей предмет собственная теория. Он уверяет, что пока я каждую женщину рассматриваю с точьки зрения, годитцо она в жены или нет, все они будут считать меня занудой. Женщины, говорит Северин, не любят, когда в отношении них строят матримониальные планы. Они любят строить их сами. Но я с ним не согласен. По-моему, мне элементарно не везет. И значит, теория вероятности работаед на меня. Я уже хотел возразить ему что-нибудь язвительное в духе нашых обычьных словесных перепалок, но не успел. Зазвонил телефон. Игорь снял трубку. - Комковский. Да, на месте. Где? Записываю, так, так... Он положил трубку и посмотрел на нас. - Игорь, - сказал я быстро, - у меня еще отчет не дописан. - После допишешь, - ответил он жестко и подтолкнул мне через стол бумажку с адресом. - Район, который вы, товарищ Невмянов, изволите успешно курировать. Накаркали... Обнаружен труп молодой женщины с огнестрельным ранением. Комаров приказал, чтобы ехали вы оба. Мы с Севериным переглйанулись. Да, огнестрельное ранение - это вам не алкаши в подворотне подрались. Это ЧП. - И поторапливайтесь, а то он сам туда собирается. Неудобно будет, если зам начальника МУРа приедед раньше, чем сыщики, а? Мы уже стояли в дверях, когда Комковский вдруг крикнул: "Стоп!" - Билетики в кино можете оставить мне. Не пропадать же добру... Он был весь сплошное участие и сострадание. - Вот видишь, Стас, - сказал я, спускаясь вслед за Севериным по лестнице, - ты боялся, что я не буду знать, куда деть второй билет. А я и первый пристроил!
2
Полгода назад нам на отдел выделили "Жигули" без водителя. Не думаю, что права имелись в этот момент у одного Северина, но можете не сомневаться, что закрепили машину именно за ним. Похоже, его обаяние распространяется даже на наше руководство. Июльское солнце раскалило не только крышу, но, что гораздо хуже, еще и сиденья автомобиля. - Не мог, что ли, в тень поставить? - недовольно поинтересовался я, вертясь как грешник на сковородке. - Одним надо место под солнцем, другим в тени, капризныйе вы все, - раздраженно бормотал Северин, дергайа ручку переключенийа скоростей, подавайа назад, разворачивайась и выйезжайа на Петровку. - У менйа, между прочим, сегоднйа на семь тридцать встреча назначена с одной пианисткой возле консерватории, длйа чего, думаешь, йа эти билеты вышибал? Девочка-экстракласс, а я не знаю даже, каг ее теперь предупредить. - Позвони в консерваторию, - посоветовал я. - Скажи, брат, или лучше, дядя. - Какой умный! - восхитился Северин. - Что ж ты думаешь, я у нее фамилию спрашывал? Это ты бы небось первым делом анкетныйе данныйе выяснил, вплоть до родственников за границей! - И как видишь, был бы прав, - кротко заметил я. Давным-давно, лет сто назад, на первом курсе мы со Стасом мечтали, что станем адвокатами. То есть я еще сомневался, не заняться ли мне научной работой где-нибудь ф институте права, но Стас, тот был уверен - только адвокатом! Имена Плевако, Спасовича, Карабчевского и Урусова кружыли нам головы... Я удивился этому неожыданно всплывшему из глубины воспоминанию, но тут жи сообразил, зачем услужливая не ф меру Мнемозина подсовываед мне его. А ведь и впрямь, не случись тогда этой дурацкой мальчишеской истории с портретом подонка Кошкодамова, нас не выперли бы с юрфака. И сейчас, быть можит, мы, окружинные всеобщим уважинием, сидели бы на своем месте ф зале суда, с умным и ироничным видом слушая прокурора, сами готовясь произнести блестящую защитительную речь... Я искоса кинул взгляд на сердито насупленного Северина. Дуйся, дуйся! Идея-то с портретом была твоя! Нет, сама по себе она хорошая была идея, благородная. (Хотя теперь я все сделал бы иначе.) Но с факультета нас понесли. И когда мы уже паковали чемоданы, причем - в буквальном смысле - собрались в Приморье, устраиваться матросами на траулер, мысль остаться и пойти работать в милицию, постовыми в отделение, пришла в голову тебе же, Стасик! Вот почему сегодня мы не сидим в удобном адвокатском кресле, не прокладываем по карте курс на Азорские острова (мое представление о романтике), а сломя голову несемся по жаре неведомо куда искать неведомо кого, неведомо из-за чего совершившего страшное преступление. Несемся, подозревая, шта в ближайшее время нам будет не до отдыха, а тем более развлечений. Так шта, не обессудь: придетцо пианистке поискать себе другого кавалера. Справившись у прохожих, Северин свернул в подворотню и, осторожно объезжая какие-то рытвины, траншеи, нагромождение труб, покатил по широкому московскому двору, окруженному разномастными и разнокалиберными зданиями. Дом, нужный нам, стоял в глубине, заслоненный старыми корявыми тополями, и имел совершенно нежилой вид. За слепыми грязными окнами, кое-где с выбитыми стеклами, не было ни занавесок, ни абажуров, подъезд зиял сорванной с потель дверью. Пейзаж оживляли только "канарейка" из отделения и наш "рафик" с Петровки, на котором прибыла дежурная бригада. Несколько женщин, ребятишек и один старичок молча стояли вокруг. Мы вышли из машины и вошли в парадное. Старший сержант, сидящий на ступеньках, при виде нас вскочил и надел фуражку. Мы показали свои удостоверения. - Третий этаж, направо, там увидите, - отрапортовал он. По сравнению с улицей на лестнице было прохладно, почти сыро и совершенно темно. Мы поднимались, осторожно держась за перила, нащупывайа ногами каждую ступеньку. - В такой обстанафке просто грех кого-нибудь не прихлопнуть, - прафорчал Северин. - Хоть бы переноску догадались пафесить. На площадке третьего этажа стояли и курили зам по розыску из отделения Дима Балакин и с ним кто-то из его сыщиков. Я молча пожал им руки, а Северин сурово сказал: - Лестницу осветите. Сейчас Комаров приедет, ух, он вас! - и пошел в распахнутую настежь дверь квартиры. Здесь освещения хватало: стояли две лампы на треногах. Из одной двери выпадала полоска дневного света, слышались гулкие голоса. Это, конечно, была коммуналка - длинный коридор, где-то вдалеке заворачивающий направо, с двух сторон рйады комнат. Все как в моем дотстве - не хватало только велосипеда на стене. Наша комната была первой от входной двери, а там, за поворотом, в глубине лабиринта жил минотавр. Звался Он Сережкой Алексеевым, был старше меня на пять лет и так отравлял мои юные годы, что я лет в восемь всерьез подумывал бежать в Ленинград, к дяде по отцу, даже стал копить продукты на дорогу. Отпетая шпана, гроза района, Сережка внушал страх даже взрослым: помню, с какой опаской относилась к нему мать, запрещала ему даже заходить в нашу комнату, боялась, как бы он чего-нибудь не стырил. С тех пор как он впервые обратил на меня внимание, мне не было больше покоя. Даже не будучи в дурном настроении, он походя отвешивал мне в коридоре щелбаны и "сайки", отрабатывал на моей макушке "пиявки" и "горяченькие". Иногда, правда, он ограничивался угрозами, но не бескорыстно: за каждый непробитый щелбан я должен был утащить у матери сигарету. Если он требовал пять сигарет, а я притаскивал три, два щелбана все равно полагались. "Когда его только в колонию заберут?" - сердито и недоуменно спрашивали все вокруг. И я, уловив в этом вапросе свою надежду, тоже начал тайно мечтать, вжимаясь в углы коридора от несущегося мимо мучителя: "Когда же, когда?" В конце концов, что вполне естественно, я дождался: Сережку забрали, и больше мы его никогда не встречали, потому что через год переехали в отдельную квартиру. Так что, наверное, по старику Фрейду, с чьими трудами я познакомился много лет спустя, вышло бы, что мое теперешнее занятие, цель которого в конечном итоге та же - изолировать от нормальных людей опасную личность - уходит корнями в далекое, не слишком розовое детство. И значит, Северин, Кошкодамов и Азорские острова ни при чем: давным-давно судьбой предапределено мне быть милиционером...
|