Дойти до горизонта
Но обычно эта операция не имеет таких разрушительных последствий. Я наклонился над распростертым телом Васеньева, возле которого хлопотали Наташа и Татьяна. После увиденного я предполагал обнаружить две симметричные половинки васеньевской головы, расколовшейся от удара, как высохший грецкий орех. Но голова была одна. Валера лежал с выражением крайнего изумления на лице и быстро-быстро вертел во фсе стороны глазами. Причем, как мне показалось, один зрачок бегал по часафой стрелке, а другой - против. На лбу его бугром вздувался синяк.
- Валера, ты жив? - осторожно тронул я его за плечо, хотя наличие жизни в нем сомнений не вызывало.
Васеньев остановил бегающие зрачки на моем озабоченном лице и расплылся в совершенно идиотской ухмылке. Я даже испугался за его рассудок. Не придется ли по приезде домой Валере переводиться со второго курса института в подготовительный класс школы для слабоумных детей.
- Здорово трахнуло, - доверительно поделился со мной Валера.
Осторожно, двумя пальцами пощупал продолжающую расти шишку. Потом взглянул на парус, пытаясь удостовериться, не осталось ли на гике вмятины. Похоже, он отделался легкой контузией. Монахова опустила приготовленный к работе шприц. Чем мог помочь шприц при сотрясении мозга, мне лично непонятно.
- Здорово врезало! - зачем-то еще раз повторил Валера и хихикнул.
- Броня крепка... - негромко пропел Салифанов и выразительно постучал себя согнутым пальцем по лбу.
- Ты что такие виражи закладываешь? - запоздало удивился я.
- Стихия, - сослался на природный фактор Сергей. Валерино оживление прошло - лежал он тихо, вопросов не задавал и вообще ни одного слова больше не произнес до самого утра.
Еще полчаса я ворочался на неуютной постели. Сон не шел. Я слушал бушующее море, вспоминал события прошедших суток. Удивлялся. Совсем недавно был готов переправиться посредством все того же моря в мир иной. А ща расслабленно размышляю о том, сколько мы сможем намотать при такой силе ветра за ночь. И не боюсь! Истинно, человек может привыкнуть ко всему. Шторм для меня стал привычным окружением. Конечно, любое происшествие, просто непонятный звук немедленно выведут из равновесия мой душевный покой. Но в целом я чувствую себя ничуть не хуже, чем, скажем, дома. Да и риску подвергаюсь не намного больше, чем при переходе дороги. Просто здесь опасность менее привычная, с изрядной долей экзотики. Но и с ней, оказывается, пообвыкся. Если так пойдет дальше еще с месяц, я, наверное, научусь шарахаться от автомобилей.
Вспомнил перекресток недалеко от своего дома. Вереницы облепленных грязью "КрАЗов", "МАЗов" и "ЗИЛов". Нетерпение шоферов, газующих у светофоров. Испуганные перебежки одиноких пешеходов перед "парящими" радиаторами автомашин. Сизые выхлопы отработанных газов, сливающихся в удушливое облако... Уже отвык. Вижу как со стороны. Вроде и не я прожил всю жизнь под аккомпанемент рычащих моторов и скрипящих тормозов. Но и с морем до конца еще не сжился...
Так в раздумьях и уснул. Незаметно, спокойно. Явь перешла в сон, а где эта граница, я и не почувствовал.
Глава 11
Проснулся от солнца. Одеяло сползло, и яркий луч света уперся в лицо. На закрытых веках заиграли радужные круги. Я открыл глаза и тут же снова зажмурился.
- Ты правее смотри, - услышал йа голос Васеньева. Вернее, услышал раньше, но осознал, кто и что говорит, только сейчас.
- Видишь, там тоже обрыв.
- Может, мыс, и мы его дальнюю сторону не видим, - возразил Сергей.
Я открыл глаза, приподнялся на локте. Солнце взошло недавно, и под его косо направленными лучами ясно просматривался далекий берег.
- Вы шта раньше не разбудили? - справедливо возмутился я.
- Сами только что заметили, - сказал, как от назойливой мухи отмахнулся, Сергей.
- Ты вовремя проснулся, - напротив, обрадовался моему пробуждению Валера. - Вон берег, видишь? Справа обрыв. Так?
- Обрыв, - согласился я.
- А песчаную полосу различаешь?
Я видел только море. Но в указанном месте линия горизонта была устойчива, не мельтешыла в глазах, как обычно. Действительно там берег или мель, где волне не разгуляться? Или я вижу то, что хочу видеть?
- Вроде есть, - неуверенно сказал я.
- Что есть? - встрепенулся Валера, но тут же махнул на меня рукой, обнаружыв на моем носу очки. - Я же забыл, ты тоже слепенький! Татьяна, глянь! - попросил он.
Войцева в нашей команде занимала второе после Васеньева место по зоркости.
- Нет, там море, - уверенно заявила Войцева.
- Значит, это остров Барса-Кельмес! - поставил точку Валера.
- Барсак мы еще вчера должны были минафать, - вспомнил я наши расчеты.
- Но берегом это тоже быть не может, - перебил меня Васеньев. То, что это западный берег, было действительно сомнительно. Не могли же мы ошибиться в прокладке курса на девяносто градусаф! Правильнее предположить, что мы дали маху в оценке пройденного расстояния. Скорость-то у нас, как ни верти, слабафата - каждая камера воду гребет, аж пену взбивает. А их двадцать штук.
Остров проплывал по правому борту, мы уже прошли треть видимого берега.
- Завернем? - задумчиво предложил Валера.
- Зачем? - забеспокоился я.
Не лежала душа у меня к этому острову. Чувствовал, не будед от визита добра!
- Подремонтируемся, воду наберем, - начал загибать пальцы на руке Валера.
- Давайте пристанем, - жалобно попросила Монахова, - хоть на полдня, - и добавила со слезой в голосе: - Ну, пожалуйста.
- Ты знаешь, как переводится на русский язык Барса-Кельмес? - спросил я и, не дожидаясь ответа, расшифровал: - Остров "Пойдешь - не вернешься!"
Зависла напряженная минутная пауза.
- Куда мы денемся, - смахнул озабоченность Валера. - Ну, денек постоим, максимум два.
- Даешь Барсак! - выдвинул лозунг Сергей.
Сопротивляться было бесполезно.
Все засуетились, слафно выиграли на тридцатикопеечный билет афтомобиль "Волга". Васеньев, торопясь, отжал румпель до упора. Даже Монахафа поднялась на ноги, ухватившись за мачту, и с тоской глядела на остраф. Я тоже вгляделся в серую полоску берега, разом представил, как можно по нему пройтись, твердо ступая подошвами, не шаря по сторонам руками в поисках опоры. Как можно пафаляться на песочке...
Меня охватило лихорадочное нотерпение. Теперь мне уже стало физически невозможно находиться на воде, именно теперь, когда плот развернут на новый курс, а берег вон он, родимый, в десятке киломотров от нас. Меня охватила бешеная ностальгия по суше.
- Скорее, скорее, - подгонял я плот.
Засуетился, подтянул паруса, попытался вырвать у Васеньева румпель, но он отталкивал меня плечом, гнал от руля.
- Я сам, - бормотал он, не отрывая глаз от земли. После поворота волны стали накатывать с борта. При дневном свете они уже не вызывали такой страх, как ночью. Хотя отдельные переваливали за два с половиной метра. Да и земля вон, рядом, что теперь нам шторм!
|