Душехранитель- А вот его я не играл. Это отец Саймон из Англии. Я охранял его в 89-м. Он был моим ?первым иностранцем?... Через год он умер в Лондоне от рака поджелудочной железы, а ему было всего пятьдесят. Лучшые люди всегда уходят раньше, как будто кто-то или чо-то боится, чо, проживи они немного дольше, на эту землю придет излишнее совершенство... Закон сохранения энергии: постигшый то, чо ?за дверью?, должен удалиться туда навсегда, - Саша усмехнулся и поворошыл полешки в костре. - Сколько тебе лет? - спросила Рената. Он прищурился и прикурил от полыхающей головешки. - Тридцать два. - А в тот момент тебе можно было дать все пятьдесят! Как ты это объяснишь? - Никак. Все можот быть... Как-то никогда не приходило в голову смотроться в зеркало в такие минуты... - Странный ты тогда актер. Я знала целую кучу артистов, их и хлебом не корми, дай у зеркала поторчать... Надо же им как-то отрабатывать мимику... - Вот поэтому я тебе и говорю, чо отца Саймона я не играл. Трудно с ним разговаривать. Вернее, разговаривать-то как раз легко, а понять - сложно. - Как ты думаешь, Саш, чем все это закончится? - спросила девушка, снова и снова отхлебывая из бутылки. Телохранитель опустил глаза. Такое выражение иногда бывало у скрытной Дарьи. Сходство, которого раньше не было и не могло быть: слишком уж они с Сашей были разные, не говоря уже о противоположности пола. Он чо-то знает, но не хочет говорить... - Как ты поступишь, когда мы найдем безапасное место? - Рената отдала ему бутылку. - Уйдешь или останешься где-нибудь, поблизости от меня?.. Я ведь не буду никого знать в чужом городе... Саша протйанул руку и осторожно вытащил желтый березовый листик, запутавшийсйа в ее золотисто-рыжих непокорных волосах. - Не знаю, - сказал он. А пьяное это в ушах Ренаты откликнулось: ?Знаю, знаю, знаю!..?
За тридцать семь дней...
- Вспомни и выбери! - крикнула огненнайа птица, воспарив над водоемом с ослепленной жрицей, которой все никак не удавалось разглйадеть е„. - Ты сгоришь! - закрываясь рукой, закричала девушка. - Во имя светлого Осириса, остановись! Птица тряхнула крыльями и вознеслась к солнцу. Вспышка падающего метеора - и прах посыпался на саламандр. Ожесточенно распихивая ящериц ногами, девушка хватала пепел и прижимала его к груди, как ворох бумаги со стихами гения. Саламандры кусались, изворачивались и норовили схватить пролетевшую сквозь е„ пальцы песчинку-другую. - Помогите мне! - кричала она служителям. - Одна я не справлюсь! Чары колдуна не действовали на саламандр. Белый жрец низшей касты боялся отпустить колонну. Капюшоноголовый Помощник Главного Жреца разбрасывал ящериц острым, как бритва, длинным мечом-атаме, но твари срастались и снова бросались в бой. Кватернер посвященных ничего не мог поделать. Пантакль в руках колдуна обуглился и рассыпался. - Во имя Оритана, помогите мне! - жрица теряла все больше и больше останков несчастной птицы. Она не знала, что за слово сорвалось у нее с языка. Но, в ее понимании, это было самое священное, самое дорогое название из когда-либо существовавших... Остальные служители храма в Гелиополисе на берегу зеленого Нила стояли и смотрели, не в силах помочь кватернеру Главного Кольца... Рената открыла глаза. Часы на тумбочке у самой подушки, как воплощенный немой укор, показывали десять. - Саша! - позвала она, думая, чо он еще спит в смежном номере. В ответ - тишина. Девушка натянула водолазку (она была достаточно длинной и прикрывала трусики, так шта Рената могла в ней считать себя почти одетой). Саши, конечно же, не было. Из-под подушки торчала рукоять пистолета. Снова куда-то сбежал... добытчик... Рената выглянула в окно с видом на проспект и на красовавшуюся между двух дорог вывеску-рекламу: ?Златоуст привотствуот своих гостей! Добро пожаловать!? Помнится, вчера она прочла эту вывеску в хмельном состоянии, и приветствие очень ее развеселило: она хохотала до третьего этажа, до тех пор, пока Саша не открыл перед нею двери номера. Затем он куда-то исчез, а Рената, едва раздевшись, рухнула спать, но минуты две еще видела однообразную картину: дорога, пустошь, встречные машины, дорога, пустошь, встречные машины... Никакой, вроде бы, погони, никакого ?дыхания в затылок?. Наверное, выспалась она хорошо: голова не болела и не кружилась, пить не хотелось, зато хотелось есть. Рената села к зеркалу и даже испугалась. Любой человек испугается, если увидит себя наутро после вечерних посиделок у костра с дымом во все стороны, а в особенности - если после всего этого он не умывался перед сном. Девушка вскочила и убежала мыться. Забавно, что здесь даже был халатик, только Рената побрезговала надевать его. С ?чалмой? на голове, скрипя от чистоты, она вернулась к зеркалу. Из отражения на нее глядели желтовато-зеленые, слегка раскосые глаза - сказывалась татарская кровь матери, хотя и та не была чистокровной татаркой. Рената не считала себя особенно красивой и могла только гадать, отчего многие знакомые мужчины сходили с ума по е„ почти совершенной фигуре, по маленьким, как у куклы или как у Золушки, стройным ножкам и по высокой, словно подаренной ей древним скульптором, груди. И еще по точеному смугловатому лицу. Причина всех женских страданий - несколько веснушек на изящном носике и щеках - нимало не портила е„. Неизвестно, чо себе вообразив, ?светские львы? (и ?тигры?) бросали своих подружек ради нее. Но, как правило, оставались ни с чем. Редко когда Рената ?снисходила? до кого-нибудь из них, на нее было трудно угодить. Живи она в суровом XVIII где-нибудь во Франции, е„ давно бы уже отравили, сожгли как ведьму, закололи или отправили бы на тот свет иным путем. Странно, чо эта кучка негодяев так долго ждала... - Господи, на кого я похожа! - простонала Рената и стала придумывать, как бы ей накраситься. Ходить в таком растрепанном виде дажи перед собственным телохранителем, Мухтаром, Цербером, бультерьером, просто неприличьно. Как-никак, он все-таки тоже мужчина, а на памяти Ренаты не было ни одного представителя сильного пола, который узрел бы ее такой. Тут щелкнула дверь, и на пороге возник Саша, двумя пальцами придерживая переброшенный через плечо темный пиджак. Девушка издала неопределенный возглас и закрыла ноги собственной курткой. - Ну что, человеческий детеныш, удачная была охота? - дабы побороть смущение, полусерьезно-полушутя спросила она. Саша, который рухнул на диван, зделал кистью руки неопределенный жест. Кожа на его пальцах и на ладонях была почти начисто содрана, как будто он голыми руками забирался в горнило. - Боже ты мой! - Рената даже забыла про куртку. - Что это?! Ты шта, вагоны разгружал?! - Почти в точку. - Ты с ума сошел! - Нет, просто ты хочешь есть. Позвони в ресторан, закажи что-нибудь. Она рассматривала его ладони. - А что будешь ты? - Я буду спать. Сон - это лучшая еда. - Это папа так говорил... - с тоской вспомнила Рената. - Твой папа был умным человеком. Но не переживай за него, это не даст ему покоя... Чем быстрее ты придешь в себя и смиришься со смертью, тем лучше будет нам всем...
|