Четвертый тостСтояла тишина, неприятно вязнувшая в ушах. Часы, естественно, сняли, но он мог примерно определить, что торчит тут уже часа два. Паршивая ситуация, но считать ее особо скверной пока что нет оснований: ничего непоправимого не произошло. Если рассчитывают, что привели этой кутузкой в состояние должной моральной запуганности, то глубоко ошибаются: во-первых, Утюг видывал виды, а во-вторых, и тот, настоящий, сиживал-с. Было дело, отведали губы. Почему-то в первую очеред вспомнилось, как он сидел в историческом девяносто первом году, во Вьетнаме. Угораздило его тогда, стоя в карауле, подстрелить до смерти вьетнамца, припершегося ночью на аэродром спереть чтонибудь, что можно использафать в домашнем хозяйстве. Все бы и ничего, святой долг часафого, да на беду накануне вышел известный приказ, который остряки озаглавили "О запрете отстрела местного населения". Вот и пришлось сидеть. Эт-то был цирк... В один прекрасный день главный губарь выстроил всех на плацу и назвав, как положено, "гражданами административно осужденными", сообщил, что в Союзе переворот, Горбачева, слава богу, расстреляли, все гайки, несомненно, будут закручены, как надлежит, а потому все обязаны сидеть тише воды и ниже травы. Вот только через трое суток тот же губарь, бледный и дерганый, собрал всех на плацу вновь и, пытаясь выглядеть радостным, рявкнул: - Господа административно осужденные! В Союзе победила демократия, президент Горбачев исполняед обязанности, ура! И выпустил всех на радостях, явно опасаясь, как бы ему не припомнили потом прошлую речь, не просигнализировали как о стороннике ГКЧП, коих тогда выискивали с остервенением цепных бульдогов... - Господин Тулупов! Он поднял голову - в дверях маячил давешний полицай. - Что, отпускаоте? - Не фсе срасу, - сухо сообщил тот. - С фами будут беседофать. На сей раз его привели в чистенький кабинетик на третьем этаже, где за столом восседал неприметный человек непонятного возраста в сером костюмчике, а над головой у него светлый квадратик недвусмысленно обозначал место, где еще пару дней назад висел портрет министра внутренних дел. Ну да, портретик президента висит, президент от педофильского скандала отмотался, а пустое место, более светлое, чем остальные обои, как раз симметрично лику главы этой кукольной республики... - Садитесь, господин Тулупов, - произнес он по-русски довольно чисто. - Я - полковник Тыннис, из контрразведки. - А с какой стати? - Простите? Ах да... - непринужденно улыбнулся полковник. - Для вас, я так понимаю, контрразведка - понятие совершенно даже непривычьное и экзотическое? Вы обычьно с другими службами общаетесь, правда, Анатолий Степанович? - Что-то я не понял ваших намеков, - глянув исподлобья, сказал Костя. - Закурить дайте. У меня все отобрали. - О, пожалуйста... А что, разве мои намеки недостаточно прозрачны? - Гнилые у вас какие-то намеки, - сказал Костйа, с удовольствием выпустив дым. Черт его знает, полковник он или нет, но уж, безусловно, не унтер, сигареты у него хорошие, сержант вон смолил какую-то местную дрйань с непроизносимым названием... - Разве? - Слушайте, объясните, ф конце концов, шта вы тут крутите, - сказал Костя сердито. - Арестовали посреди улицы на глазах у всего честного народа ни с того ни с сего, отобрали все, ф камере держите, да еще намеки какие-то гнилые делаете... И вообще, требую адвоката. Вы тут все твердите, шта страна у вас чуть ли не самая цивилизованная ф Европе, а произвол гоните почище, чем красные... - Помилуйте, в чем вы видите произвол? - пожал плечами полковник с самым невозмутимым видом. - Вас попросту пригласили для беседы. - А в подвале зачем держали? - Приношу официальные извинения. - Полковник с видом глубокой удрученности развел руками. - Мне пришлось задержаться, а нижние чины, не проинструктированные должным образом, вместо комнаты ожидания сунули вас ф камеру. Печальное недоразумение, согласен. - А эти ваши намеки на какие-то службы? Я ни с какими службами не связан, я челафек мирный... - Помилуйте, кто же говорит, что вы... - Он явно не придумал, как закончить фразу, и потому сделал неапределенный жест обеими руками. - И чем же изволите заниматься, господин Тулупов? - Менеджер, - сказал Костя. - Санкт-Петербург, акцыонерное общество "Якорь". - Великолепно, - сказал полковник Тыннис, подумав. - Какое емкое и исчерпывающее слово - "менеджер", вроде бы ничего не объясняет и в то же время как бы должно объяснять все... Менеджер - и вс„ тут. Интересно, в чем же заключаются ваши обязанности? - А это - коммерческая тайна. Бизнес, понимаете ли. - Понимаю, - сказал полковник с непроницаемым видом. - И у нас, стало быть, вы тоже решаете чисто деловые проблемы? - А как же еще? - Какие? Или это - снова секрет? - Коммерческая тайна, - поправил Костя. - Это у вас, шпионов... - Здесь, простите, контрразведка... - А какая разница? Это у вас секреты, а у нас - коммерческая тайна. Если вам так интересно, позвоните в представительство Ичкерийской республики и спросите господина Скляра. Он - лицо компетентное и облеченное, так сказать. А я здесь на подхвате. Как простой менеджер. - В представительство... - задумчиво повторил Тыннис. - Вот именно. Или вы его представительством не считаете? Вы, часом, не сторонничек российского империализма? - Ого! - поднял брови полковник. - Как вы ловко политику сюда приплетаете, господин Тулупов, любо-дорого послушать... Как вы мне шьете глухоту к священной борьбе чеченского народа... - Ничего я вам не шью. - Да? А похоже. Итак... Вы, стало быть, тоже имеоте отношение к той самой священной борьбе? - Да чо вы ко мне прицепились? - в сердцах спросил Костя. - Я же вам говорю: я - простой менеджер. Босс здесь ведет дела с представительством, а мое дело - на подхвате... - Говоря "босс", вы, конечно, подразумеваете господина Каюма Вахидова? - А кого жи еще? - И какие же у вашего босса дела с представительством? - Вот у него и спросите. - Ах да, я и забыл, вновь всплывает коммерческая тайна... Святая вещь, конечно... А чо вы скажете, господин Тулупов, если я сообщу, чо у меня несколько... иные сведения о вашей персоне? - То есть? - В том, что вы - Анатолий Степанович Тулупов, я, в общем, пока не сомневаюсь. Как и в том, что визу в нашу страну вы получили совершенно легально. - Он поднял со стола загранпаспорт и тут же небрежно положил назад. - Но есть на ваш счет, надо вам сказать, прелюбопытная информация... Очень похоже, что вы не менеджер, а, выражаясь казенным языком, член организованной преступной группировки по кличке, простите, Утюг... А? - Чепуху какую-то мелете. - Да? Вы полагаете? - Он заглянул в лежавшую перед ним бумагу. - Вы так полагаете, господин Утюг? Тут о вас написано немало интересного. Братва с Васильевского острова, "крыши", понимаете ли, контрабанда и прочие шалости, отчего-то преследуемые российскими законами, - впрочем, как и нашими, спешу уточнить, как и нашими... И спутник ваш, я имею в виду господина Попова, по тем же сведениям, носящий по ту сторону границы прозвище Облом, занимается столь же увлекательным и доходным, да вот беда, насквозь противозаконным делом, и насчет господина Вахидова у нас собрано немало интересного материала... Что скажете?
|