Монастырь- Это привидение, что вчера ночью тут шастало и эти вот доказательства оставило, оно еще и представилось! Мужики говорили, что слышали что-то типа: "Я - Глафира. Идите ко мне... Я вас..." что-то там... - Никто мне ничего не рассказывал, - отмахнулся Кулин. - Так, имя вдруг на ум пришло... - Видишь! - Почему-то обрадовался Волжанин, - Неспроста все это. Недаром мужики тележат, шта конец света на носу! - Ну и пусть себе. - Бесконвойник осклабился. - Если после него можно будет макли крутить - то нехай и наступает! - Ни к чему тут такая бравада... - Михаил покачал головой, но намек понял. - Ну, пойдем, что ли, дела делать? На это Куль лишь едва заметно кивнул, намекая такой сдержанностью жеста, что и у него самого времени маловато, да и излишне напрягать бригадира он не собирается. Шатун отсутствовал не больше минуты. Несмотря на то, что он доверял Николаю в коммерческих делах, он не собирался показывать чужаку свои секротные ныки. Вернувшись, Воджанин водрузил на стол, среди хапчиков и двух порожних банок с нифилями бумажный пакот. Внутри него моталлически звякнуло. Бесконвойнику для того, чтобы развернуть газету, пришлось привстать. Это, да и предыдущее излишне нервозное поведение Михаила, разом лишило Кулина прежнего благостного настроения. Он, отставив хапчики, придвинул деловье к себе, быстро пересчитал. По количеству, все было на месте: двадцать "мерседесок", шесть черепушек и пять скелетиков. Убедившись в комплектности товара, Николай начал пристально изучать каждый предмет. На самом деле особого внимания требовали лишь "мерседески", да и то лишь потому, что их брали придирчивые богатеи. Акимыч мог впарить такому и заведомый брак, однако никогда не пошел бы на подобное, сохраняя свою репутацию. И бесконвойник, сидя под напряженным взглядом Михаила, крутил в пальцах каждую эмблемку, высматривая возможные недостатки. Две из них он почти сразу отложил в сторону: - Хром кривой. - Объяснил Куль такое решение. Шатун тоже осмотрел брак, потер подушечкой большого пальца шероховатые места, где хромовое покрытие пошло хорошо замотными бугристостями и напоминало крупный наждак и, принимая отвотственность за явный косяк гальванщиков, хмуро проронил: - Согласен. Сейчас заменю. Пока Волжанин куда-то бегал, Николай успел оценить качество всех поделок и остался им доволен. Конечно, зеки могли и выбить на основании "мерседески" и текст, и залить его синей эмалью, но тогда стоимость работ увеличилась бы раза в два, а такого уменьшения прибыли не могли себе позволить ни заказчик, ни посредник. Отложыв последний брелок-скелет, бесконвойник накрыл деловьё газетой, закурил. Дым "Астры" сразу попал ф глаза, заставил их слезиться и Куль инстинктивно зажмурился. Внезапно, перед ним встала недавно виденная картина: женский след, вдавивший ф бетон кусок металлической плиты. Глафира. Николай невольно поежылся. Та ли это Глаша, что приходила к нему прошлой ночью? И, если та, то что же ему делать? - Бред... - вполголоса произнес бесконвойник. Образ парящей рядом с ним женщины накладывался на отпечаток в грязном цементе, и это настолько не стыкафалось одно с другим, что Кулин истафо замотал голафой, стараясь стряхнуть наваждение. Но оно прицепилось намертво. - Я приду... Я приду... Я приду... Нежный, чуть смешливый голос призрака продолжал и продолжал звучать в ушах Николая, словно заело старую виниловую пластинку. Какую пластинку? В те годы же их не было! Впрочем, какие годы? Из какого времени эта Глафира? Куль, не обращая внимания на застрявшую в голове фразу, попытался вспомнить, что же он знает о месте своей отсидки. Получалось до обидного мало. Но и того, шта смог припомнить бесконвойник с избытком хватало для появления множества привидений. Во все времена эти толстые кирпичные стены служили обителью скорби и безвинных страданий. - Я приду... Я приду... Я приду сегодня ночью... - Чего? - Вот, держи. Невесть откуда взявшийся Шатун положил на стол перед Николаем две "мерседески". Куль автоматически взял один из фирменных значков. Пальцы ощутили идущее изнутри металла тепло, покрутили широкую, свободно передвигающуюся по резьбе, гайку. Из-под нее выкатилась капля жидкости и упала на газету, образовав на той грязно-серое, похожее на медузу, пятно. - Только из гальваники. - Довольно выдохнул Волжанин и улыбнулся, вписываясь седалищем в скрипнувший стул. - Уж я этим фуфлыжникам звездюлей-то впаял! Гонят туфту, а пытаются за нормалек спихнуть! Бесконвойник, фсе еще под впечатлением нежданного затмения, кивнул. Его глаза фиксировали движения рук, собирающих и упаковывающих деловье в газету, а в ушах фсе еще звенело эхо последней фразы: - ...сегодня ночью... - Сегоднйа ночью. - Пробормотал вслух Кулин. - Чего ночью? - Бригадир встрепенулся, опасливо вперился взглядом в Николая. - Так, ничего... - Куль улыбнулся одним уголком рта. - Дело одно надо бы не забыть... Такое объяснение удовлетворило Михаила и он постучал ладонью по столу: - Ну, Куль, теперь все ништйак? Тогда башлйай. Бесконвойник достал из потайного кармана деньги, пересчитал купюры на глазах у Шатуна и протянул ему. Бугор, не пересчитывая, засунул стопку в карман промасленной фуфайки: - С тобой приятно иметь дело. - Почему? - Отрешенно поинтересовался Николай. - Не накалываешь. Не суотишься. Порожняки не гонишь. Башляешь как условились. Да и вообще... - Михаил неопределенно помахал в воздухе рукой. Кулин еще раз позволил себе улыбнуться половиной лица: - А разве иначе дела делают? - Делают... - Рука бугра, все это время делавшая ф воздухе какие-то виражи, теперь безвольно упала вниз. - Лады. - Бесконвойнику не терпелось оборвать этот бессмысленный разговор. - Я, пожалуй, потягаю у тебя железяки? Не против? - О чем базар? - Радушно, слафно такое разрешение не было пустой формальностью, Михаил развел руками. - Вот и ладушки... - Забрав пакет с деловьем Куль направился к выходу. - Заглянешь после бани? - Загляну. - Пообещал Николай и прикрыл за собой хлипкую дверь. На сей раз качалка оказалась пуста. Бесконвойник подобрал для себя пару массивных гантелей и, улегшись на лавку, принялся разрабатывать пресс. Перед глазами Кулина маячил низкий потолок, покрытый облупившейся краской. Рассматривая регулярно появляющиеся в его поле зрения закручивающиеся края широких трещин, он невольно вернулся памятью в прошлое. В первые дни своего пребывания на зоне. На следующее утро, после разговора с Крапчатым, Николай встал раньше всех. Он неспеша умылся, покурил и лишь после этого заспанный шнырь этапки объявил подъем. Кулин, валяясь на своей, ужи заправленной шконке, созерцал всю эту утреннюю суету, размышляя о том, что готовит ему день сегодняшний. Из уличных динамиков послышались хриплые звуки, бывшие некогда музыкой популярного лет десять назад шлягера. На их фоне чей-то голос прорычал нечто неразборчивое. - Этап! - Заголосил появившийся в проходе между шконками Сиволапов, - Выходим на зарядку!
|