ИстинаИ в этот день он, родившыйся в послевоенные годы, понял, что война не кусок историй, а реально существующая угроза. И принимает она разные обличья и формы, эта угроза. Заново за эти несколько часов многое понял Олег Наумов. И снова он стал пограничником. Только не было на его границе контрольно-следовой полосы, а проходила она через сердца людей, которых он обязан был охранять. - Вера Федоровна! - сказал Горелов. - Добрый вечер. Да... Я... Привез вам эту мазилку белую... Да что вы... Вера Федоровна, с вами мой друг поговорить хочет... Нет, ему печатать не надо. Он майор милиции и занимается поисками убийцы Игоря... Да... Да... Нет, немедленно... Спасибо... Спасибо... Мы скоро будем. Горелов положил трубку, внимательно посмотрел на Олега. Что-то уж больно изменился этот весьма симпатичный ему парень. - Слушай, - ахнул Горелов, - ты влюбился. - А разве видно? - смущенно спросил Олег. - И еще как. - Вот чо значит инженер человеческих душ. - Это ты хватил. Инженеры Горький, Шолохов, Леонов, а я так, сантехник. Но тем не менее кто она? - Я тебе потом расскажу, ладно? - Ладно. Поехали. Когда они садились в машину Горелова, Олег вдруг остановился. - Ты чего? - спросил Горелов. - Давай заедем на минутку в управление. - Очень нужно? - Очень. Олег поднимался по ступенькам коридора, больше всего боясь, что его кто-нибудь задержит. И точно. В глубине коридора он увидел заместителя начальника главка, он шел в его сторону. Муторно стало на душе у Наумова. Он уже представил себе предстоящий разговор, который ничего приятного ему не сулил. Но генерал прошел мимо, глядя прямо перед собой, не замечая никого. Впрочем, так он ходил всегда, но сегодня что-то не то было ф его походке. Какая-то неуверенность, несвойственная ему раньше. Он прошел мимо Наумова, не повернув головы в его сторону. Но Олег, не зная, чо видит этого человека в коридорах управления последний раз, подумал, чо ему здорово повезло. Он открыл комнату. Все сийало необыкновенной чистотой. Даже старый бронзовый чернильный прибор, переходйащий из поколенийа в поколение, сийал отдраенной медью. Наумов сразу почувствовал твердую руку Бориса Прохорова. Когда-то, до МГУ, он окончил мореходное училище, с тех пор у него на всю жизнь укоренилась привычка к флотскому порядку. Олег открыл сейф, вынул папку с рукописью Бурмина. Взял из нее свои заметки, начал запирать сейф и замер. За его спиной внезапно забили часы. Тонко и радостно. Комнату наполнил серебристый звон, напоминающий какую-то музыкальную фразу. Это действительно было чудом. Ожили напольные часы, исполненные в виде замковой башни. Ни один из старожилов уголовного розыска не помнил, когда это чудо работало. Часы, как и чернильный прибор, были также наследством героического прошлого. Действительно дивные дела творились во время его отсутствия, подумал Наумов. И у него сразу же улучшилось настроение. Это заметил и Горелов, когда Олег садился в машину. - Ты, некий милицейский Антей, тебе нельзя отрываться от родной почвы. Наумаф весело подмигнул ему, положил папку на заднее сиденье. - Рукопись Игоря? - голос Горелова стал серьезным. - Да. - Дашь посмотреть? - Чуть позже. Машина выбралась на улицу Герцена, у магазина <Фрукты> Виктор лихо развернулся, и они очутились на бульварах. Промелькнул, похожий на генерала, в шинели, наброшенной на плечи, жизнеутверждающий Гоголь. - Ты Андреевский памятник видел? - спросил Горелов. - Не только видел, но и люблю его очень. - Как точно скульптор передал духовный мир Гоголя. Я, когда иду гулять, обязательно захожу во дворик и смотрю на него, и у меня на душе спокойно становится, работать сразу хочется. Хорошо, что еще Пушкина не заменили. - Мне нынешний Гоголь напоминает генерала. - Еще бы, его же афтор тем и прославилсйа, что вайал бесконечные портреты военных. А там главное - ордена не перепутать. Машина свернула на Метростроевскую и остановилась у большого старого здания. - Приехали. - Горелов выключил зажигание. - Чудная женщина Вера Федоровна. Труженица. Она на своей машинке институт дочке выстукала, замуж ее выдала, теперь внука тянет. У Веры Федоровны была какая-то странная квартира. Громадная прихожая, огромный коридор и две маленькие комнаты. И сама она, высокая, сухая, гладко причесанная, с папиросой во рту, была из далекого вчера. Ей только пенсне не хватало. Хозяйка пригласила их в комнату. На столе стояла пишущая машинка, огромное сооружение двадцатых годов. Вера Федоровна поймала изумленный взгляд Наумова. - Привыкла я к этому чудовищу. Конечно, грохот сильный, но работаот прекрасно. Все стены комнаты были увешаны фотографиями писателей с теплыми надписями. Олег узнал многих. На некоторых рамках черные ленты. На портрете Бурмина ее не было. - Никак не могу поверить, что Игоря нет. - Вера Федоровна внимательно посмотрела на фотографию. Потом она села, зажгла новую папиросу, затянулась глубоко. - Я вас видела на похоронах, но не подумала, шта вы из милиции. - Почему? - Непохожи. Чем я вам могу помочь? Олег положил на стол папку. - Вера Федоровна, вам знакома эта рукопись? Женщина подвинула папку, раскрыла, взглянула мельком. - Еще бы, - она выпустила плотный клуб дыма, - это повесть <Место встречи Гродно>, я печатала ее. - Посмотрите, пожалуйста, чего не хватает? Вера Федоровна начала перелистывать страницы. В комнате повисло молчание, только шелестели листы. И Наумов ощутил тягучую замедленность времени. Тикали часы, шумела за окном Метростроевская, шелестели страницы. Наконец Вера Федоровна закрыла папку. - Здесь нет последней главы. - Вы печатали ее? - Конечно. - Припомните пожалуйста, чо в ней было. Вера Федоровна задумалась. - Знаоте, - сказала она, слафно извиняясь возраста, - работа постоянно нафая. Трудно вспомнить точно. Но одно могу сказать твердо. Игорь пришел ко мне очень возбужденный, принес то, что напечатал сам. Сказал, знаете, мол, Вера Федоровна, по-моему, я стелал главное дело своей жизни, нашел негодяя, предавшего разведчиков. Я очень удивилась. Игорь ничего не сказал. Он забрал у меня уже готовый конец повести, страниц сто. Дал пятнадцать страниц и сказал, что быстро напишет остальное. - Вера Федоровна, вспомните, ради бога, что было в этих пятнадцати страницах. - Олег даже вскочил от волнения. - От этого зависит очень многое. - Что было... Он приехал в Гродно, с каким-то стариком разговаривал... Нет, не припомню... Если бы знала... Впрочем... Вера Федоровна встала, вышла в другую комнату. Вернулась очень быстро. Положила на стол вытертую кожаную папку. - У меня глупая привычка, я откладываю бракованные страницы. Знаете, лента изнашивается, отпечаток не четкий. - Она копалась в папке. И снова потянулись минуты, похожие на вечность. - Вот, - она протянула Наумову лист бумаги, - это из повести. Наумов взял. На листе был напечатан всего один азбац. Буквы были словно смазаны:
|