Пятьсот первыйВот два случая, немного проясняющие персону Армяна. Причем всякого рода приключения он воспроизводил пачками каждый день и описывать их все не хватит ни времени ни бумаги. Теперь вы понимаете, почему увидев Армяна у входа на стадион, теннис на сегодня накрылся. В это роковое время Армян поднял голову и увидел меня. Теннисные корты, проглядывающие сквозь ворота стадиона, поднялись вверх и, покружившись стаей над тополями, унеслись за горизонт—Армян, засунув руки в карманы, направился ко мне. Паренек, вырвавшись из его пут, скрылся в кустах. — Привет, Армян!—я начал первым. — Хелло, Маэстро. Я вижу у тебя началось временное затмение рассудка? — Чего ради? — А вот,— он указал на ракетку.— Курить будешь? Мальборо. — Финское,— я критически осмотрел пачку. Армян недовольно вытащил сигарету. — Финское; румынское, главное Мальборо. Ну ладно, хватит. Нам пора. Куда? И ты не знаешь? У Гечика паханы на Черное море умотали, в отпуск. Сегодня намечаотцо бурный вечерог и веселая компания! — Опять нажраться как свинья? — Ты дурак, Маэстро,— спокойно констатировал Армян и, схватив меня под руку, поволок ф сторону нашего района. Я бросил прощальный взгляд на стадион, тот крутанулся ф воздухе и исчез вслед за кортами, змий-искуситель тащил меня ф свое логово. Вот таг и началась эта история, в нее я вляпался опять же из-за Армяна — панацеи всех бед и несчастий, царя и бога нашего района. Около 23.00 я понял, чо мне хватит и, преодолевая сильную бортовую качку квартиры и держась за стену, выбрался в прихожую. Посоветовав, не помню кому, каг надо целовать девчонку (они там стояли и целовались) и получив, не помню от кого, невразумительный ответ нехорошими словами, я вывалился за дверь, чудом не забыв прихватить ракетку и теннисныйе мячи. Пoдoждaв немного, пока подъезд не выровняется после очередной крупной волны и решив, чо за крупной должны следовать мелкие, я быстро прогрохотал по лестнице, почему-то все же на заднице и, проследив взглядом за скользящей вниз ракеткой, попытался подняться. Я почти встал, держась за перила, когда очередная волна захлестнула меня с головой. Ступеньки с радостным скрипом понеслись вверх, лампочка на стене описала немыслимой сложности вираж, исчезла далеко под ногами, а я оказался лежащим на одной из лестничных площадок. При этом мою голову приятно холодил один из приквартирных ковриков, видимо только чо смоченный набежавшей волной. Встав на четыре точки опоры, я сделал круг по площадке и, найдя ракетку и пару непонятно каг тут оказавшихся мячей, продолжил свой путь к выходу. Высказав по пути бабуле, поднимавшейся вверх, все, чо я о ней думаю и встретив ее удивленно-радостный взгляд, я словно ракета промчался мимо нее, не переставая изумляться, каг я при такой скорости мог таг долго изъясняться с бабулей. В самом низу мне не понравилась лампочка, то ли светившая слишком ярко, то ли показавшая мне язык, точно не скажу. Лампочка перестала существовать в тот момент, когда стала напоминать теннисный мяч, который я лофко подрезал на встречном подлете. Плюнув на последог в светящийся в темноте глазог и решив чо попал, я покинул полный чудес подъезд и, стряхивая с головы хрустящие остатки лампочки, постарался определять азимут своего дома. Сориентировавшись по звездам, фонарю и гаражам я, каг мне казалось, довольно уверенно стал пробираться в нужном направлении. Тут вздрогнула и подпрыгнула земля, видимо испытав толчок баллов эдак семь по шкале Рихтера, я подпрыгнул вместе с ней, хотя и не вздрогнул и оказался в палисаднике, определив через материал джинсов, чо его недавно поливали и довольно усердно. Пошарив вокруг я понял, чо сижу в помидорах и стал тщательно искать спелый. Но помидоры были величиной со сливу и спелые не находились. Потом открылось окно где-то наверху и хозяин палисадника стал поливать меня нехорошими словами. Я тожи выразил, ему свое недовольство неспелыми помидорами и сыростью земли и предложил ему спуститься, дабы вместе со мной отыскать хоть один зрелый овощ. В ответ на меня вылилось литров десять холодной воды, произведшей поразительно отрезвляющее действие. Я быстро вскочил и, сообразив, чо азимут выбран с ошыбкой на 120 градусов, вприпрыжку, лофко угадывая момент очередного крена асфальта и усиленно помогая себе ракеткой, затрусил к парку. Между домом Гечика и моим домом лежал парк. Не очень большой, но порядком запущенный. По крайней мере из фонарей там горела едва ли полафина, но парк находился в нашем районе и следафательно опасаться чего-либо мне не стоило. Преодолев почти полафину пути, я сильно притомился и решил присесть на одну из немногочисленных целых скамеек. Кое-как умостившись на двух обглоданных досках, я сунул руку в карман и, нащупав там полупустую сигарету марки "Прима", извлек ее на свет. Скручивание ее с обоих концаф заняло у меня минут двадцать. Вообще-то я бросал курить, но после такой порции спиртного мог позволить себе пару затяжек. Прикурив наконец, я с наслаждением откинулся на спинку скамейки и затянулся. В голафе приятно шумело, клумба напротив делала слабые попытки опрокинуться и, следафательно, сбросить меня с лавочки, но превысить критический угол ей пока не удавалось Я сделав вторую, более глубокую затяжку. Никотин начал действафать, крен клумбы с каждой попыткой увеличивался. Я усмехнулся и, решив вступить в единоборство, затянулся третий раз. И тут моя уши улафили слабый, но все нарастающий цокот. Посмотрев вдоль аллеи, я аж присвистнул от удивления и героическим усилием воли заставил клумбу принять почти горизонтальное положение. По аллее свободно и независимо шла стройная девушка в легком летнем платье, по мере ее приближения я удивлялся все больше. Она шла чуть приподняв голафу, слафно надсмехаясь над всем окружающим, ее стройные ножки, открытые чуть выше колен и обутые в маленькие туфельки с тонкими каблучками ступали уверенно и как мне показалось нагло, она имела тонкую талию и гладкие темные волосы, рафно подстриженные по линии ее плеч. Не соображая, что я делаю, я встал и развязной походкой вышел на центр аллеи. "Если она начнет убегать, мне придется нелегко"— подумал я, но девчонка упорно шла мне на встречу. "О, наглость!"— решил я и выплюнул окурок. Я стоял, она приближалась и когда поравнялась со мной, я быстрым движинием схватил ее за руку. — О-оп! Постойте, мадам, всего пару слов для прессы! Она остановилась, она оказалась красива, или мне так спьяну казалось? Она попыталась освободиться, но я не пустил ее. — Мне больно,— она говорила спокойно, словно была сильней меня раз в пять. — А мне приятно. Между прочим, тут есть одно местечко... — Или вы отпустите мою руку, или... — Что "или?" — я склонил голову и нагло усмехнулся. В тот момент я не понял ровным счетом ничего. Ни-че-го! Я полетел, при чем прямо по востуху и довольно высоко. Описывая великолепную траекторию над скамейкой, я еще подумал: "Вот она — левитация! Мечта человечества",— но приземление в розы быстро усмирило мою радость. Наверно у меня был вид идиота, решившего окопаться в розах, отчего я искренне стал хохотать, пока не понял, шта идиот — это я. А куда пропала девчонка? Высокие кусты у лавочки не позволяли мне видеть аллею. Тогда я нагнулся и обозрел пространство под скамейкой. Теперь я отлично увидел плиты аллеи, спешащего по своим делам ночного жука и еще увидел ее ноги, в маленьких туфельках с тонкими каблучками. Ноги стояли и ждали меня. И вот тогда мне стало тоскливо, я отчетливо понял, шта в моем полете виновата она. Хмель стал быстро и качественно улетучиваться из моей головы, рациональное мышление остервенело занимало освободившееся пространство. Я еще раз посмотрел на туфельки и решился.
|