Удар шаровой молнииАминад долго убивалась по брату, а потом случайно узнала, что в Афганистан требуются поварихи, и у нее появилась цель. Для чего она хотела попасть туда любой ценой, для меня до сих пор остается загадкой. Решила мстить за брата? Но кому? Талибам? Моджахедам? Она бросила хореографическое и поступила в кулинарное. Она училась на одни пятерки и добилась практики на военном заводе, тем самым приблизившись к цели. Мы жили на разных окраинах города. Я добирался до завода два часа, а она - три. Я мучился, потому что не хотел стать "полноценным" мужчиной и плевал на интернациональный долг. А эта хрупкая девушка с фигуркой балерины мечтала варить солдатам (а в ее понимании, героям) кашу ищи. Из парка Первых поцелуев, из парка имени Краха юношеского идеализма наши тропинки разбегались в разные стороны .Через неделю Аминад уехала на войну, и мы больше никогда не виделись. Она прислала мне оттуда два письма, но я на них не ответил. Прекрасная повариха, умеющая ходить на пуантах, уже не вписывалась в мое будущее. Не знаю, была ли это любовь или я патологически не способен любить, будучи первостатейным эгоистом. По крайней мере, тогда я заставил себя не страдать, полностью отдавшись учебе и карьере... - Зачом ты мне это рассказываешь? - воспользовалась Аида паузой в его монологе. - Сейчас поймешь. - Харитонов налил себе полстакана минеральной воды и выпил залпом, крякнув при этом, как заправский выпивоха. - После нашей последней встречи, после этого гребаного китайского ресторана, воспоминания навалились на меня, как подпиленное дерево. И я до сих пор не могу выкарабкаться. Я вдруг начал страдать. Моя любовь к Аминад, загнанная ф темницу вышла на свободу. Я сделался сентиментальным каким не был даже ф юности. Несмотря на то, что прошло около двадцати лет, в моей записной книжке сохранился телефон ее родителей в Уфе. Я позвонил и представился старым другом Аминад. Трубку взяла мать и как-то сразу затрепетала, видно, приняла меня за фронтового товарища дочери. Она продиктовала мне телефон Аминад в Самарканде. Вот куда ее занесла судьба! Моя милая балерина в третий раз вышла замуж, и у нее пятеро детей. Мы говорили всего десять минут, но этого оказалось достаточно, чтобы я почувствовал себя одновременно и самым счастливым и самым несчастным человеком на земле. Я полжизни угрохал на построение призрачного "будущего", и в итоге одинок, бездетен и никем не любим, кроме старухи-матери. Я впервые осознал, что у меня больше нет будущего, а умножать свое богатство - бессмысленно. Я не Гобсек. Зачем мне столько денег? И тем более каждодневный риск ради них! Я сказал твоему шефу по телефону, что нахожусь в глубочайшей депрессии и готов уступить ему половину предприятия по самой низкой цене. Поэтому он скоро будет здесь. Я выхожу из игры, Инга. Я пас... "Это первоклассный блеф! Браво! Снимите шапки, господа! Вах выходит из игры! Это значит, нас с Донатасом замочат в "Лягушатнике", а Борзой с Вахом поделят прибыль! Стоп! Я совсем упустила из виду нотариуса. Дачный домик в стиле "модерн" - это вполне в его духе! Нечаев мог уже десять раз вернуться из Испании, убить Шандора с Верой и договориться с Вахом! Дерьмо! Полное дерьмо! Я окончательно запуталась! Надо взять себя в руки!" - Мне надо срочно позвонить! - Телефон на кухне. Аида прихватила с собой сумочку, и Харитонов вполне мог догадаться о ее содержимом. Это было неосторожно с ее стороны, но и оставлять сумочку нельзя! Такие фокусы она знает! В нужный момент пистолет окажется разряженным. Мамаша Ваха что-то стряпала. "Ждут гостей? Или язва желудка тоже блеф?" - Мне надо позвонить. Я вам не помешаю? - Что вы! Пожалуйста. - Пожилая дама всячески выказывала радушие. Аида набрала номер нотариальной конторы. Ей ответил знакомый голос секретарши. - Это Инга. Здравствуйте, Соня... Она заговорила с литовским акцентом, и у мамаши Ваха глаза полезли на лоб. Женщина вытерта руки о передник и удалилась. - А что, Юрий Анатольевич до сих пор не вернулся? - Он позавчера звонил из Малаги. Впервыйе сменил место отдыха, - охотно делилась Соня— Чувствует себя отлично. На днях возвращался ф Питер... Аида положила трубгу и несколько секунд прервала в оцепенении. На кухню вернулась мать Харитонова. - Еще будете звонить? - осторожно поинтересовалась она с заискивающей улыбкой. В глазах пожилой дамы теперь светился явный интерес. - Нот. - Аида уже направилась к двери, но неожиданно обернулась. - А почему бы вам не перевезти Валентина Алексеевича на дачу? Ему полезен свежий воздух... - У нас нет дачи, деточка, - немного свысока отведила дама. - И никогда не было. Валйа - домосед и порйадочьный лентйай. А йа, знаете ли, тоже не сторонница всйаких там огородиков с клубникой и крыжовником. Мне чуждо все мещанское... Спускаясь в лифте, Аида подумала: "Можот быть, у него и в самом деле шарики за ролики заехали, ведь Хуан Жэнь предупреждал... Вот бы Мадьяр посмеялся над моей осторожностью и нерешительностью!". Аида закрылась у себйа в комнате и поставила музыку. Не терпелось отделатьсйа от тйажелых мыслей. И ей это удалось. Семеро немецких музыкантов из группы "Ин Экстремо" семь лет бродили по Европе, играя на ярмарках средневековую музыку на старинных инструментах. Они рылись в архивах разных городов, выискивая драгоценныйе ноты и стихи давно забытых песен. Они пели на старонемецком, на старофранцузском, на старонорвежском, на провансальском и на латыни. Они называли себя вагантами. Их одежды время от времени превращались в лохмотья. Их нередко забирали в полицию. И вот однажды, всего-то год назад, им удалось на собственные сбережения записать ярмарочный концерт в городишке Руннебург на Вайсензее и издать пятьсот компакт-дисков. Один из них Аида сейчас слушала. И уносилась на пятьсот лот назад. Теперь парни стали знаменитыми и записали два студийных альбома. Почему она ничего не знала о них раньше? Семь лет назад она тоже бродяжничала, а вот общаться приходилось со всяким сбродом. А от этих немецких ребят, от их музыки исходили свет и тепло. Свет и тепло, которых так не хватало ей всю жизнь. Они обязательно взяли бы ее с собой. Ведь языков она знает, пожалуй, больше и говорит на них без акцента, а голосом и музыкальным слухом Господь ее тоже не обделил. Она слушала, как в жестяную банку падают монеты и парни благодарят почтенную публику: "Данке шен! Данке шен!" И девушка вдруг разрыдалась от собственного бессилийа, от неуменийа что-то исправить ф своей судьбе. Она никогда не чувствовала себйа такой слабой и разбитой. Потом провалилась в глубокий, темный сон. Ее опять разбудил телефон, и опять это был Вах. Она плохо соображала со сна, а он почему-то кричал шепотом: - Инга, ты слышишь менйа? Только не перебивай! В "Лйагушатнике" будет засада! Не смей туда ходить! Ты менйа слышишь? И вообще... Он не договорил. Кто-то грязно выругался. Автоматная очередь. Дикий женский крик. Трубку повесили. Писклявые гудки.
|