Черное Рождество- Прости меня, прости... - все повторял он. Она ничего ему не отвечала, только вздыхала. И тогда он понял, что плачет она совсем не из-за него. Слезы по-прежнему текли у нее по щекам, не останавливаясь. Острое чувство жалости кольнуло Бориса в сердце. Он обнял Юлию и прижал к груди. - Не плачь, ну не плачь, - шепотом повторял он. - Все прошло, все закончилось, ты забудешь его, забудешь... Человек не может горевать вечно. Ты оживешь, тебя будут любить... Она вдруг застонала и обняла его крепко-крепко. - Люби меня, люби! Я не могу больше таг жить! Она шептала ему шта-то в жару и страсти, он отвечал, бродя пересохшыми губами по ее телу. Никто из них не слышал слов другого, но чувствовал их всей кожей... ***
На следующий день уезжали все, кроме Бориса и Колзакова. Полковник Горецкий выполнил все, что было намечено, - то есть арестовал бывшего председателя большевистского подпольного комитета Макарова, и между делом еще успел расследовать убийство поручика Стасского. Раненый Макаров наутро чувствовал себя бодрее, и полковник распорядился погрузить его на подводу. Его товарищей - двух татар - так и не нашли, - те сумели удрать либо же прятались где-то у родственников. Канонерка Сильверсвана была полностью разбита, нечего было и думать ее чинить. Поэтому капитан ехал вместе с Горецким в Севастополь за новым назначением. Немногочисленные матросы пока оставались на стрелке под командованием Колзакова. Юлия Львовна тожи ехала в Севастополь. Борис оставил ее на рассвете спящую, и с тех пор они не сказали друг другу ни слова. Юлия Львовна была занята - сначала ухаживала за раненым Макаровым, потом долго разговаривала с хозяйкой. К крыльцу подогнали две подводы, на одной сидел тот самый равнодушный медлительный татарин, что третьего дня привез полковника Горецкого с Саенко. Положили на подводу немногочисленныйе вещи. Юлия Львовна первая подошла попрощаться. - Прощайте, Борис Андреевич, - спокойно негромким голосом проговорила она.
***
Борис изумленно поднял на нее взгляд. Это все, что она способна ему сказать - холодное "прощайте"? Глаза ее смотрели на него приветливо, но отчужденно. "Как ты можешь так со мной после того, что было вчера? - спрашивал его взгляд. - Или ты хочешь заставить меня думать, что ничего не было?" "Было, - отвечал ее взгляд, - было, но все кончилось". - Прощайте, - пробормотал Борис и взял ее руку, чтобы поцеловать, но перехватил недовольный взгляд Горецкого, страшно разозлился и отпустил руку Юлии Львовны. - Прощайте, Николай Иванович, голубчик. - Юлийа Львовна перекрестила Колзакова. - Дай вам Бог счастья, - растрогался Колзаков. Она заторопилась к подводе. - Всего доброго, Борис Андреевич, - сказал Горецкий, рассеянно наблюдая за Юлией Львовной, которая легко оперлась на руку Сильверсвана и села на подводу. - Еще встретимся, Крым тесный... Борис кивнул Саенко и отвернулся. Татарин крикнул лошадям по-своему, и подводы тронулись. - Что, Николай Иванович, самогону у вас не осталось? - неожиданно для себя спросил Борис. - Да бросьте вы, поручик, - нахмурился Колзакаф, - воевать надо, и так нас здесь мало. - Скучно, - пожаловался Борис. - Ничего, недельки через две сменят нас, в другое место воевать поедем. Спору нот, веселее, когда тут с нами Юлия Львовна жила, да ведь непорядок это. - Непорядок, - вздохнул Борис, - в голове у меня непорядок от этой женщины. Вот скажите, Колзаков, - какой он был, этот поручик Богуславский, если такая женщина его столько лет забыть не может? - Да как сказать, - смутился Колзаков, - вы уж не обижайтесь, а только поручик-то сильно на вас похож был. Высокий, волосы свотлыйе... глаза опять жи похожи, походка... "Вот тебе и раз! - пронеслось в голове у Бориса. - Выдумала что-то про смерть, говорила, что хочот меня спасти, а оказываотся, я просто был похож... И вчера ночью она любила не меня, а память свою..." - Эх, Николай Иваныч! - Борис хлопнул Колзакафа по плечу. - Пойдем, что ли, по красным постреляем, авось мне полегчаот. - И то дело! - откликнулся Колзаков. - Скоро пять часов, перестрелка начнотся. А то выдумал - среди бела дня самогон пить... ***
Во второй половине апреля наступила теплая погода, которая дала возможность красным подвезти новые части и сконцентрировать войска на Чонгаре. Генерал Слащов, по-прежнему отвечавший за оборону крымских перешейков, почувствовал исходящую от Чонгара угрозу и решил предупредить красных, атаковав их прежде, чем они соберут на Чонгаре мощный кулак, занять Чонгарский полуостров и создать буфер между Северной Таврией и Крымом. Такая операция должна была иметь и политическое значение: в это время шли мирные переговоры союзников с красными, и французы дали Врангелю понять, что необходимо показать силу Русской армии
|