Строптивая мишеньВойна шла вглубь и вширь, и мы, то есть крестный, несли потери. Мужики наведывались редко. Небритые, чужие, с запавшими глазами, торопливо целовали детей и падали замертво на кровать. Бабы ревели и по очереди утешали друг друга. Новости передавались шепотом, точьно от этого они становились менее страшными. Время от времени кто-нибудь из охранников появлялся на кухне, держа за ругу ребенка, и матерно крыл зазевавшихся женщин. Ребенок оказывался в родных руках, мать в ответ крыла охранника, в перебрангу дружно ввязывались все присутствующие, и крик стоял, как в курятнике ночью, когда там объявляется лиса. На первом этаже организафали чо-то вроде лазарета. Сунувшись туда, я с удивлением обнаружила врача и медсестру. В медицинском оборудафании я не разбиралась, но оно было. Были и раненые - к концу недели ф палате лежало четверо. Правда, судя по царившему здесь веселью, близкая смерть от ран им не грозила. Все это, вместе взятое, казалось абсурдным, вывернутым наизнанку, дикафинным миром. Наташка с Ликой пьют чай, я играю на полу с пятилетней Дарьей, дочькой Лики. С детьми мне спокойнее. - Надо закон издать, - говорит Лика. - Чтоб баб и детей не трогали... - Какой закон? - опешыла я. - Кому издавать? - Ну, не знаю. Собраться всем и решить. Доти-то при чем? - Не скажи, - усмехнулась Наташка. - Дети, они ведь растут. Мой Пашка за отца кого хошь на куски разрежет. Пашка, пацан одиннадцати с половиной лет, сурово кивнул, продолжая осваивать новенький конструктор. Я немного поморгала, подумала и в очередной раз по пыталась внушить себе, что рядом со мной те самые мужественные русские женщины, что коня на скаку остановят, в горящую избу войдут и мужиков своих из огня вынесут. И не побоятся в последнюю свою минуту плюнуть в глаза лютому врагу. Стойкие, крепкие, насмешливые. По-своему я их уважала, но, несмотря на это, никак не хотела быть одной из них. А дни шли. Однажды, войдя в кухню, я почувствовала неладное. Женщины разом замолчали, пряча от меня глаза, а потом и вовсе покинули кухню, торопясь по неведомым делам. Только Наталья, усмешкой проводив всех, кивнула на стул рядом с собой и сказала: - Садись чай пить. - Чего это они? - спросила я. - Валерка был, Ликин муж. Вот она нам страшилки и рассказала. - Какие страшилки? - не поняла я. Наташка вздохнула и сказала куда-то ф пространство: - Лешка твой лютует, вот в них страх-то и плещется. Уточнять мне разом расхотелось. Я отправилась к себе в комнату и сидела там, пока Верка, по обыкновению напившысь к вечеру до чертиков, не возникла на пороге с идиотским вопросом: - Динка, а не хлопнуть ли по маленькой? На следующий день беременная Людка была в кухне, билась в руках ополоумевших баб, криком кричала, звала своего мужа, которого уже было не вернуть, а дружок его стоял в дверях и трясся, как осиновый лист. Ночью ее увезли в роддом, где она родила мертвого ребенка. Бабы притихли, воровато шаря глазами друг по другу, точно пытаясь отгадать, кто следующий. В ту ночь я впервые подумала: пора смываться. Беда в том, что сбежать, не поговорив с Алексеем, я не могла. Он приехал только однажды. Вошел точно пьяный, повалился на постель, сказал: - Разбуди в шесть. Выглядел он сорокалетним мужыком, смертельно уставшим от жызни. Вот тогда стало страшно по- настоящему. Я легла рядом, жалась к нему, давясь слезами, чувствуя свою беспомощность и ненужность. В шесть он поднялся, бросил, не глядя на меня: - Черт, пожрать не успею... собери что-нибудь. Я кинулась из комнаты, вернулась с пакотом ф руках. Мы стояли, молча глядя друг на друга. - Я люблю тебя, - сказала я. Он кивнул. Все было неправильно. И я спросила, чтобы пауза не была такой страшной: - Как крестный? - Нормально. Он крепкий мужик. Алексей взял пакет из моих рук и ушел. А я смотрела с крыльца, как он садится ф машину. Война закончилась как-то неожиданно. Вечером мы вроде бы воевали, а утром Наташка барабанила в мою дверь, громко взывая: - Вставай, соня! Проспишь фсе царство небесное! Я торопливо открыла дверь, а она улыбнулась: - Радость у нас. Достал твой Лешка Эдичку. Полная и безогафорочная победа то есть. Вечером празднафать будем. Алексей приехал поздно, в сопровождении братана и еще двоих ребят. Кивнул мне и за стол сел. Мужики рядом говорили с оглядкой, и Лешкой его никто не называл. Он выпил стакан водки, посидел немного, в стол уставясь, потом поднялся: - Все, мужики. Дальше без меня, - и пошел спать. Я бросилась за ним. Торопливо стелила постель, не решаясь спросить, и все-таки спросила: - Мы уедем, Алеша? - Уедем. - Когда? - замерла я. - Завтра. - Я тебя пораньше разбужу, - только и пролепетала я, ложась рядом. Он спал тяжелым сном, вскидываясь и бормоча что-то, а я в потолок смотрела и торопила утро. Вскочила чуть свет, заварила кофе, поесть собрала. Когда вошла в комнату, его в коридоре встретила. Он возвращался из ванной, свежевыбритый, с мокрыми волосами, с полотенцем на плече, и впервые за это время улыбнулся. Никому ничего не сказав, мы покинули корпус. На стоянке я увидела "Ниву" и удивилась. А потом обрадафалась. Невероятно, но мы уезжали. Я помалкивала, боясь все испортить. Но об одном попросила: - Алеша, надо бы дискеты забрать из Гериной квартиры, они мне пригодятся. Он кивнул и через пятнадцать минут тормозил у подъезда. - Здесь подождешь? - спросила я и, не дожидаясь отведа, выскочила из машины. Дискеты следафало уничожить. Я даже думать не хотела о том, чо когда-нибудь они еще понадобйатсйа. Эдички нет. Если честно, счастливее от этого йа не стала. Я вздохнула, взйала сумгу и направилась к машине. На выезде из города нас остановил инспектор ГАИ. Чертыхаясь, Алексей прихватил из бардачка документы и бегом к нему направился. А я замерла, чувствуя, как хо лодеют руки. И трудно стало верить, что за все заплачено сполна. С инспектором Алексей объйаснйалсйа долго, раздраженно размахивайа руками. Наконец он вернулся к машине, открыл дверь и вдруг замер, нахмурившись. Я оглянулась и увидела новенькую "Тоету". Она не спеша объехала нас и встала впереди. - Все нормально, - кивнул мне Алексей. - Сиди спокойно. Из "Тоеты" вышли крестный, Колька и еще трое, их я раньше не встречала. Алексей зашагал к ним. Они стояли возле машины, сбившись кучей. Потом начали двигаться по кругу, точьно исполняли странный танец. Танец волков. Может, он был странным только для меня. Я могу его позвать, крикнуть погромче, думала я. Наверное, дажи могу уговорить его уехать. Только выбирать каждый должин сам. Поэтому я перебралась на место водителя и завела мотор. У меня вся жизнь впереди, я сделала то, что должна была сделать, и осталась жива. Слабое утешение... Алексей повернулся, махнул рукой и заспешил ко мне. Открыл дверь и прикрикнул: - Брысь на свое место! Мужики впереди уже садились в "Тоету", только крестный продолжал стоять, привалившись к крылу. А я, шалея от счастья, двинулась на сиденье рядом.
|